Странное у таинственного человека телосложение. Странная фигура. Очень жесткий, но без угловатости силуэт. Какой–то вздернутый кверху, к мощным развернутым плечам. Он невелик ростом, но моментами кажется огромным.

— Напоминает… Инструмент. Молоток! Да. По простоте формы, — нашелся со сравнением портной. — Да, или топор… Хлесткий, боевой инструмент. Понимаете ли вы меня? Я не случайно вспомнил об оружии. Нечаянно, но не случайно. В нем неуловимо присутствует что–то от мнимой простоты клинка. Но я не сочинитель. И попытками сравнений только запутаю все дело.

Мастер задумался ненадолго и продолжил.

Очень редко встречаются люди, которым не нужно втягивать живот и расправлять плечи, задирать подбородок и распрямлять хоть немного ссутуленный стан. У этого человека все тело поставлено так, что не нуждается ни в какой корректировке.

Но он не позволил себя сфотографировать. А жаль. Отличный вышел бы экземпляр для коллекции человеческих типов, и Макс Всемур не был бы Максом Всемуром, если бы не захотел сделать его портрет в полный рост в новом костюме.

Что же касается сюртука, то он сам нарисовал эскизы выкроек. Да! Он был очень внимателен к деталям.

— Могу сказать совершенно ответственно, что я ничего подобного не шил никогда, но сошью непременно нечто подобное, потому что разнообразное сочетание всех многочисленных новшеств дает изумительные, головокружительные перспективы.

Кантор не находил себе места, слушая этот рассказ. Конечно, все подробности были весьма важны, но ему хотелось выяснить ключевые факты и начать действовать, дать распоряжения начать двигаться по следу, а уж потом, когда поиски начнутся, дослушать подробности и домыслы портного, чтобы обогатить ими картину.

Но приходилось держать себя в руках. В силу многих соображений. И не последним из них было то, что исключительная необычность дела требовала соответствующего — исключительно необычного подхода.

А Максимилиан живописал детали своего приключения, не заботясь о времени и упиваясь тем, что привлек внимание человека, столь искушенного в приключениях.

Вот еще что! Он взял угольный карандаш, вот так, вот так, заточил его вот эдаким диковинным ножом и, взяв бумаги, без линейки и лекал, прямо на столе раскроя нарисовал фасоны и эскизы выкроек, которые оказались построены по всем правилам. Их практически без поправок можно было переносить на ткань, только сообразуясь со снятыми мерками!

— Мои помощники только диву давались, когда пересчитывали с этих эскизов припуски на швы и точки для сметки деталей. И что вы думаете? На одну деталь сюртука выпало у него до двадцати остроумнейших поправок. Вот эти эскизы! — И словно волшебник, портной извлек и бросил на столик несколько листов портновской клетчатой бумаги.

— Да, это начерчено весьма привычной к составлению чертежей рукой, — должен был признать Кантор. — А скоро ли будет выполнен заказ?

— Заказ уже сегодня к вечеру будет готов и отдан заказчику.

— Так быстро вы еще не шили!

— Но это в силах человеческих, и значит, будет выполнено и делается уже.

— Ваш клиент настаивал на срочности?

— Это было наиглавнейшим его условием. И во многом для ускорения работы он сам предложил несколько упростить и рационализировать крой платья. Но как упростить! Извольте видеть: это простота, которая граничит с гениальностью.

— Мне просто придется согласиться с вами, — кивнул антаер.

— Если вы думаете, что Всемур Макс — гений в своем деле, то вы заблуждаетесь, — разошелся портной. — Но Макс не профан. Что–то в своем деле он понимает. А вот этот человек, который почему–то пришел ко мне, чтобы я сшил ему одежду, — он гений. Я сказал ему, что он должен бросить все и начать конструировать одежду, потому что так он сделается сначала богат, потом знаменит, а потом совершит революцию в нашем портновском деле. Мы с ним заработали бы столько денег в один только год, что попытка такие суммы потратить могла бы привести к расстройству разума..

— Гений, вы говорите?

— Он гений, но он гений безумный…

Альтторр напряг свой стриженый затылок, чувствуя главное.

— У этого человека совершенно нечеловеческие представления о том, какой должна быть одежда. Она вне традиций и канонов. Впечатление такое, что он вообще не знает о том, как это принято делать. Он как бы начинает с чистого листа. Я понятно излагаю?

— В специальных вопросах я не разбираюсь так тонко, как вы, — признал сыщик, — но не могу не доверять вашему мнению.

— То, что я должен сшить ему, — Макс комично потряс кулачками перед лицом, — будет, безусловно, выглядеть как привычная одежда — если смотреть на улице с противоположного тротуара. Вблизи же эта одежда удивит обывателя новизной и простотой формы. Но только мастер поймет, что все это совершенно иначе устроено. Он, среди всего прочего, попросил не ставить под борта стеганую вату, а вместо нее посадить на клей, под оба борта сюртука, власяную бортовку. На клей! Почему я, мастер Макс, не додумался до клея? Ведь именно на клей мы сажаем конский волос в поясе брюк. Кстати, здесь он просил этого не делать. Пояс сузить и не уплотнять.

— Прошу прощения, — вынужден был перебить Кантор, — но я уже по рисункам вижу, что платье будет необычным, а многих деталей просто не в силах оценить.

— Да–да… Я понимаю…

— А как он был одет, когда пришел к вам?

— А я разве не сказал?

— Нет. — Сыщик нарочито хитро прищурился.

— Понимаю! — заулыбался Макс. — Он был одет, как механик дирижабля, поменявшийся брюками со стюардом. Темные брюки, куртка механика с ременными застежками и этими жуткими металлическими петлями на плечах. А уйдет он от меня как джентльмен. И еще у него была сумка…

— Которая надевается на спину?

— Да. Откуда вы знаете?

— Я же сыщик, — развел руками Кантор.

— Да. Именно такая сумка. Но сумка — не главное. Я слишком увлекся своими портновскими мелочами и едва не забыл сказать о главном. А вы об этом меня и спросили. Когда он снял куртку, я увидел нечто такое!.. — Портной вытаращил глаза и раскраснелся, вновь переживая недавнее впечатление, так, что казалось, его может хватить удар.

Он приложился к чашке с калиновкой и, делая быстрые глотки, и помахивал свободной рукой, как бы говоря этим жестом: «Секунду, я сейчас».

Выпив и отдышавшись, он сообщил уже самое главное. Когда пришелец снял с себя куртку механика, для того чтобы его можно было обмерить, под ней обнаружилась рубашка из совершенно изумительной, пятнистой переливчатой ткани, и сумка на спине у него была под курткой, и много каких–то ремней и карманов.

— Пятнистая рубашка, — проговорил Кантор. — Секрет человека–саламандры.

— Пусть мой череп венчает вершину холма, как умолкнет Последняя Песнь, — заявил мастер Макс, очевидно, заранее заготовленную для финала фразу, — но я не могу сказать, как сконструировано и сшито было это пятнистое одеяние!