– Заставил сопляков опустить Свиной гребень и ушел. Две ночи назад.

На лице Овса была противоречивая смесь неповиновения, сомнения, гнева и стыда.

– Сейчас там не так, как прежде, Шакал, – продолжил трикрат, будто опасался осуждения. – С тех пор как ты бросил вызов, начался полный бред. Когда я очнулся после боя с… когда я очнулся, все пошло через задницу. И хоть я был рад, что ты остался жив, я не мог понять, почему Ваятель тебя пощадил. Все делают то, чего от них нельзя было ожидать. Вот и я сделал, что сделал.

Овса должны были объявить изменником. Он бросил копыто при Предательской луне, а такое не прощали. Шакал знал это, но ничего не сказал. Ничего и не нужно было говорить. Овес понимал, что сделал, и тяжесть выбора давила на него.

– Я пришел из-за тебя, брат, – проговорил Овес, его голос становился все более хриплым. – Если бы я не проиграл, то…

– Нет, – прошипел Шакал, делая шаг вперед. – Не делай этого. Не надо! Вина падает на многие головы, мою в том числе, но не на твою. Слышишь меня?

Овес резко опустил подбородок, пряча слезы в глазах.

Шакал положил руку ему на плечо.

– Расскажи мне о Штукаре.

Овес громко шмыгнул носом и прочистил горло.

– О Штукаре? Да с ним все то же. Все улыбается и шутит. Иногда они с вождем запираются, как раньше, но о чем они говорят – никто не знает.

– Про троны и короны, что ж еще, – пробормотал Шакал.

– Чего? – Овес сдвинул брови.

– Штукарь играет с Гиспартой. В нем течет голубая человеческая кровь, и он хочет стать королем с помощью Ваятеля.

– Вот дерьмо, – ахнул Овес. – О чем еще мне следует знать?

Шакал медленно провел рукой по волосам.

– Певчий ходит в баню в борделе, Колпак шпионит для него в копыте, Ваятель может выпустить чуму, которая закончила Нашествие, а Блажка полуэльфийка, и Меситель хочет принести ее в жертву болоту.

– Дерьмо свиное! – воскликнул Овес, вскинув брови. – Певчий ходит в эти мерзкие бани?

– Я собираюсь с этим покончить, Овес.

– Ну конечно, а то у старика член отвалится.

– Хорош дурачиться. – Шакал поднял руку. – Я понял: ты мне не веришь.

Овес перестал кривляться.

– Да верю я, конечно. Это самое осмысленное, что я слышал с тех пор, как пришел в себя. И с чем ты собираешься разобраться в первую очередь?

Из тьмы вдалеке предупреждением прозвучал уньярский рог.

– Давай сначала переживем эту ночь, – ответил Шакал.

– По седлам! – крикнул Красный Коготь, когда эхо первого рога слилось с новым сигналом. – Идут.

Полуорки вскакивали с мест, и те, кто еще не сидел на свинах, быстро садились в седла. Овес снял полный колчан тренчальных стрел с тяжело нагруженной упряжи Уродища и бросил его Шакалу. Быстро пристегнув его и проверив дротики, Шакал зарядил арбалет. Красный Коготь наблюдал за их разношерстным копытом.

– Если вы защищаете Страву в первый раз, то слушайте меня внимательно, – рявкнул старожил, бросая испепеляющий взгляд на Щербу, молодого Дребезга. – Держитесь рядом. Не стойте на месте. Нас тут двенадцать ездоков, больше, чем бывает обычно, поэтому есть все шансы увидеть рассвет. Хиляки расставили всадников вокруг холма, они защитят коротышей. Еще они ездят по равнинам и прореживают все крупные стада, но тавры редко придерживаются строя в бою. Наша задача – убить тех, кто прорвется в деревню. Все усвоили?

Полуорки утвердительно кивали и мычали.

– И помните, – добавил Каирн, мрачно ухмыляясь. – Мы думаем, что лошаки – это мужики, но бабы у них – намного хуже. Увидите пару сисек – значит, вы подпустили кобылку слишком близко.

Раздались смешки.

Во время напутствий Красного Когтя Шакал осторожно наблюдал за остальными, пытаясь прочитать их реакции. Для крикливого Дребезга и ездока из Сынов разрухи это явно была первая Предательская луна в Страве. Сын выглядел слегка напуганным, и это было хорошо и честно. Но Щерба слишком пучил глаза и сжимал челюсти, его лицо превратилось в дрожащую маску отваги. Шакал ткнул Овса и указал на юнца подбородком.

– Ага, – прошептал Овес.

Хват перехватил взгляд Шакала и подтвердил, что это слабое звено.

– Разделимся по шестеро, – объявил Кремень, с отвращением глядя на вольных.

– Я сказал, что нужно держаться вместе, трикрат! – возразил Красный Коготь.

Рога все звучали, а у них разгорался новый спор. Шакал толкнул Очажка вперед.

– Красный Коготь, – произнес Шакал почтительно. – Дюжиной будет неудобно ехать в тесноте между хижин. Лучше ехать двумя группами, в пределах видимости друг друга. Я возьму Овса, кочевых и еще одного.

– Д’хэз мулькуду сув’гэст с’улюд вунду.

Все повернулись к ездоку из Клыков Наших Отцов. Он выглядел крайне довольным.

Щерба скривился.

– Че он, на хрен, говорит?

– И как Дребезги только учат своих сопляков орочьему языку? – пробормотал Каирн, качая головой. – Безграмотный мелкий говнюк.

Щерба ощетинился, но Кремень взорвался прежде, чем юнец успел заговорить.

– Пусть тогда Клык едет с кочевыми и Ублюдком! – заявил он, глянув на Овса. – Я бы позвал тебя с нами, брат-трикрат, но знаю, ты не захочешь расставаться со своим изгнанным голубком.

– Когда придет утро, Мараный орками, – пообещал Овес, – мы с тобой рассоримся.

– Довольно, – прорычал Красный Коготь. – Две группы так две группы. Давайте уже покончим с этой проклятой ночью.

Ездоки разделились.

Клык приблизился на своем злобном свине к группе Шакала.

– Имя у тебя есть? – спросил Хват.

– Кул’хуун, – ответил дикарь-полукровка. – Все Клыки наших отцов принимали орочьи имена и не говорили на языке Гиспарты, потому что верили, будто язык хиляков делает их слабее.

– И что ты там ляпнул? – Заноза поморщился. – Мой орочий никогда не был хорош.

– Он сказал: «Мы бьемся кистями орков», – ответил Шакал. – По шестеро. Как улюд.

Кул’хуун склонил голову и указал на Шакала.

– Т’хуруук.

Заноза щелкнул пальцами.

– А это я знаю! Рука, правильно?

Овес вскинул брови, глянув на Шакала.

– Похоже, Клык хочет, чтобы ты встал во главе, брат.

Шакал повернулся к Хвату.

– Если только ты не захочешь сам.

– Я – нет. – Кочевой фыркнул и ловко натянул лук. Тренчал ни у кого из кочевых не было.

– Черт, я бы лучше проголосовал на Дуболома, – хихикнул Заноза, – но тогда у нас будут проблемы с боевым кличем.