Этот комментарий Граучо не упоминает в своих мемуарах. На кинохронике Чаплин с улыбкой смотрит на выходки Граучо, но только на кинокамеру. Даже годы спустя он так и не прощает Граучо за то, что он выставил его в роли клоуна. В конце концов, если есть выбор, кто хочет быть шестеркой у комика?

Кенсингтон-корт-гарденс, 3, Лондон W8

Июнь 1964 года

В начале 1961 года на Ямайке Томас Стернз Элиот и его молодая жена сходят на берег с катера со стеклянным дном и вдруг, к своему полному восторгу, видят, что на него же собираются сесть Граучо Маркс с супругой.

Это совпадение заставляет Элиота отправить Граучо письмо несколько недель спустя. В нем он говорит, что восхищается им, и просит прислать снимок с автографом.

Граучо приятно удивлен; подобно многим комикам, он несостоявшийся интеллектуал. Поэтому он посылает Элиоту свой студийный фотопортрет, где он стоит с серьезным видом, без своей фирменной сигары и комических усов. Элиот благодарит его, обещает, что «скоро он будет висеть в рамке на моей стене вместе с другими знаменитыми друзьями вроде Йейтса и Поля Валери», а также присылает свою фотографию.

«Я и не представлял себе, что вы такой красавец, – отвечает Граучо. – Почему вам не предлагали ролей героев-любовников в романтических фильмах? Разве только по глупости тех, кто занимается подбором актеров».

Между ними завязывается переписка на основе взаимного восхищения. В письме от февраля 1963 года Элиот упоминает, что портрет Граучо теперь стоит на камине в его кабинете, «но мне приходится всем объяснять, кто вы такой, потому что никто не узнает вас без сигары и выпученных глаз. Попробую достать где-нибудь достойную вас сигару».

Для решения проблемы Граучо посылает Элиоту другую фотографию, на этот раз при полном комическом параде. Теперь у Элиота два снимка. «Они оба мне очень нравятся, я не могу решить, какой взять домой, а какой оставить в кабинете. Новый будет производить больше впечатления на посетителей, особенно тех, на которых я хочу произвести впечатление, ведь на нем сразу видно, что это Граучо. Пожалуй, единственный выход – носить с собой оба каждый день».

Их переписка продолжается ни шатко, ни валко, со слегка вымученными шутками, но встретиться им мешает нездоровье. Сначала Элиот попадает в больницу, потом Граучо. В июне 1963 года Граучо пишет, что «примерно в следующем мае я надеюсь достаточно прийти в себя, чтобы съесть тот бесплатный обед, который вы обещали мне последние два года». Но в его письме звучит нотка обиды: в книжном обозрении «Нью-Йорк Таймс» выходит статья Стивена Спендера об Элиоте, и там приводится длинный список множества портретов, висящих в его кабинете на стене, но, как говорит Граучо, «одно имя заметно своим отсутствием».

В ответном письме Элиот слегка обороняется. «По-моему, Стивен Спендер хотел перечислить только акварельные портреты, а не фотографии, как мне кажется», – говорит он. Он с нетерпением ждет встречи весной. «Если вы так и не объявитесь, боюсь, все, кому я хвастал нашим с вами знакомством (и тем, что мы зовем друг друга по имени), посчитают меня вруном». А недавно, прибавляет он, они с женой ходили на фильм братьев Маркс «На запад», которого они еще не видели. «Мы определенно сходили не зря», – говорит он.

Граучо наконец-то приезжает в Лондон в июне 1964 года, чтобы вести телевикторину под названием «Игра со знаменитостью»[232]. Друзья по переписке сразу же договариваются об ужине. Элиот пишет ему с подтверждением, что заказал такси, которое отвезет Граучо с женой из «Савоя», где они остановились, домой к Элиотам в Кенсингтон-корт-гарденс. «Ваша фотография в газетах с подписью, что, кроме прочего, вы приехали в Лондон повидаться со мной, значительно повысило мой авторитет в округе, и в особенности у зеленщика на той стороне улицы. Видимо, я теперь важная шишка».

Граучо тщательно готовится к ужину с тем, кого зовет «мой знаменитый друг по переписке». Он дважды перечитывает «Убийство в соборе», трижды «Бесплодную землю» и еще «на случай заминки в разговоре» перелистывает «Короля Лира».

За коктейлем перед ужином на мгновение возникает затишье того рода, которое, как вспоминает Граучо, «практически неизбежно между незнакомыми людьми, которые видятся в первый раз». Чтобы заполнить паузу, Граучо вбрасывает цитату из «Бесплодной земли». «Так я покажу ему, подумал я, что прочел парочку книг, не считая газетных объявлений из «Водевиля».

Элиот слабо улыбается, «как бы говоря, что он прекрасно знаком со своими собственными поэмами, и не нуждается в том, чтобы я их цитировал». Тогда Граучо тактично переводит разговор на короля Лира. «Я сказал, что король – немыслимо глупый старик, бог знает, что это так, и что если б он был моим отцом, я бы убежал из дому в восемь лет – не дожидаясь, пока мне исполнится десять».

Но и эта тема не зажигает искру: Элиот явно хочет говорить о комедии, а не литературе. «Как видно, ему было интересней обсуждать «Воров и охотников» и «Ночь в опере». Он процитировал шутку, одну из моих, которую я давно позабыл. Тогда пришла моя очередь слабо улыбнуться. Я сказал, что никому не позволю, даже британскому поэту из Сент-Луиса, испортить мой Литературный Вечер».

Итак Граучо упорно продолжает осуждать короля Лира. Он называет отречение от Корделии «вершиной идиотства». Элиот внимательно слушает. Миссис Элиот защищает Шекспира, и миссис Маркс встает на ее сторону. Но Элиот намерен вернуть разговор к комедиям. «Он спросил, помню ли я сцену в суде из «Утиного супа». К счастью, я забыл все до последнего слова. Очевидно, это был конец Литературного Вечера, но тем не менее очень приятный»[233].