В Брюсселе или другом «фламандском городе»[600] он встретил вербовщика в Нидерландскую колониальную армию. По сравнению с карлистскими desperadoes (головорезами) Нидерландская колониальная армия была эффективной современной организацией. За последние три года она подавляла небольшие бунты, которые грозили срывом поставок колониальных товаров из Нидерландской Ост-Индии. В это предприятие были вложены большие деньги.

Обычному наемнику эта «экспедиция» представлялась не менее экстремальной, чем «тур Кука». Внештатный агент в Брюсселе в тот год давал объявление в местной прессе для мужчин в возрасте от двадцати одного до тридцати семи лет, которые не имели «ни работы, ни семьи, ни денег» или которые «очень любят путешествовать» и которым «интересно посмотреть мир»[601]. В данном случае «мир» означал кишащие повстанцами леса бывшего султаната Ачех на острове Ява.

Рембо подписался в голландском консульстве в Брюсселе на шесть лет, что было минимальным сроком. Он получил единовременное пособие в размере 300 флоринов (сегодня около 1800 фунтов или 2800 долларов США) и билет на поезд в Роттердам с приказом явиться к командиру гарнизона[602].

Вместо того чтобы сбежать с деньгами, он поехал в Роттердам, откуда был переправлен в морской порт города Хардервейк. Он приехал туда на поезде ближе к вечеру 18 мая 1876 года. Его документы оказались в порядке, и его телосложение сочли достаточно крепким для войны в джунглях.

Тот Артур Рембо, которому так не хотелось нести воинскую службу во Франции, теперь оказался в ветхих бараках и учился пользоваться винтовкой и выполнять приказы на голландском языке.

В документах завербованный новый рекрут стирается до почти полной анонимности:

Лицо: овальное

Лоб: обыкновенный

Глаза: голубые

Нос и рот: обыкновенные

Подбородок: круглый

Волосы и брови: каштановые

Никаких отличительных знаков

Рост: 1 м 77 см [5 футов 10 дюймов]

Согласно плану последний контингент должен был отплыть на Малайский архипелаг 27 мая, но агенты не сумели набрать полный комплект. Поскольку операция зачистки началась еще в 1873 году, вернувшиеся солдаты распространяли слухи, что Ява была тропическим адом.

Рембо охлаждал свои подошвы в Хардервейке с 18 мая по 10 июня. Большинство его товарищей по оружию были профессиональными наемниками, бывшими заключенными и людьми, не привязанными к жизни. Там был также контингент итальянцев, которые уже хотели вернуться домой. Каждый вечер с пяти до девяти тридцати местные кабаки и бордели были переполнены солдатами, отягощенными внезапно появившимися деньгами, которые они могли потратить. Говорят, что Рембо коротал время с проституткой по прозвищу Rotte Pietje. Голландец, который утверждает, что спас его от сутенера, нашел Рембо «испорченным, школьником-переростком, который терял разум, когда пил джин», но ему, должно быть, было хорошо в ее обществе, поскольку он пробыл с ней до тех пор, пока корабль не отплыл[603].

После трех изнурительных недель запоя, блуда и базовой подготовки двести солдат под бой барабана промаршировали на железнодорожную станцию Хардервейка и сели в поезд на Ден-Хелдер, что на северо-западном побережье.

Теперь было слишком поздно дезертировать, но Рембо, видимо, решил посмотреть другую сторону мира. Будь то вымысел или реальность, но большинство поэтов-романтиков со временем превращались в буржуазных капиталистов. Рембо довел эту тему закоснелого идеала до нелепой крайности. Бывший коммунар присоединился к империалистической силе, единственной raison d’être (причиной, смыслом жизни) которой были деньги. Никто не вступал в Нидерландскую колониальную армию по идеологическим соображениям.

Туманная душа актера получает наслаждение от четко определенных ролей. Рембо уже воображал себя в новой роли в стихотворении в прозе Démocratie («Демократия»). Согласно Делаэ, это – аутентичное звучание разговора Рембо: сардонический энтузиазм и потрясающая способность выстреливать залпы собственных словесных потоков, где бы это ни происходило. «Демократия», очевидно, служит прообразом приключений Рембо, но ее историческое предвидение, пожалуй, более замечательно. Это могла быть Нидерландская Индия 1876 года или Вьетнам век спустя:

«Знамя украшает мерзкий пейзаж, а наше наречье заглушает бой барабанов.

Самую циничную проституцию мы будем вскармливать в центрах провинций. Мы истребим логичные бунты.

Вперед, к проперченным, вымокшим странам! – К услугам самых чудовищных эксплуатаций, индустриальных или военных.

До свиданья, не имеет значения где. Новобранцы по доброй воле, к свирепой философии мы приобщимся; для науки – невежды, для комфорта – готовы на все, для грядущего – смерть. Вот истинный путь! Вперед, шагом марш!»

10 июня Рембо и 225 других рекрутов покинули Ден-Хелдер на трехмачтовом пароходе Prins van Oranje («Принц Оранский»). Следующим вечером судно пришвартовалось в Саутгемптоне и два дня принимало на борт припасы. Новобранцам выдали табак, трубки, игры на выбор и по куску черного мыла. Какой-то дезертир был выловлен из Солента[604], и 13 июня «Принц Оранский» отплыл в Гибралтар.

22 июня он достиг Неаполитанского залива, где итальянцы были взяты под особое наблюдение. Для Рембо первая часть путешествия была предварительным просмотром предстоящих прелестей. Вдали был виден Кипр, а затем, после Суэца, сомалийское побережье с его таинственными отдаленными империями, куда еще не добрались даже миссионеры. Капитанам не рекомендовалось бросать якорь: известно было, что местные племена подгребают на лодках и вырезают матросов.

Когда исчезли последние тучи, было роздано тропическое платье: белая льняная рубашка, синие брюки в белую полоску, берет в клетку. Для офицеров настала самая беспокойная часть рейса. В период с 26 июня по 2 июля девять человек прыгнули в Красное море и поплыли к берегу. По крайней мере один утонул.

После Адена корабль вошел в океанскую рутину. День начинался в 5 утра и проходил в обычных корабельных хлопотах, играх и лежании в шезлонгах под белым тентом, натянутым над палубой. После обеда час занятий скрадывал скуку. Чай и табак не переводились, а по субботам давали небольшой стаканчик бренди. Воскресенья отмечались свежим мясом и пирогами.

Две недели спустя показалась северная оконечность Суматры, а затем и порт. В 80 километрах к югу от экватора, в Паданге, «Принц Оранский» стал на якорь. На следующий день (20 июля) он прошел мимо тлеющих вершин Кракатау, держа путь в мелкое Яванское море, и через сорок дней после отплытия из Голландии вошел в мутные желтые воды Батавии (Джакарты). Термометр показывал 35 градусов по Цельсию.