class="p1">В дурацкий час разрушают, что веками построено,

Его безумная ненависть и буйный гнев ставят низко

Красоту и величие, его гением сделанные,

И могучий итог работы народа.

Все, чего от достиг, он тащит к пропасти.

Свое величие превращает в эпос падения и рока;

Его малость довольно ползет через убогость и грязь,

Он призывает на свою голову возмездие неба

И в невзгодах барахтается, что созданы им же.

Соавтор трагедии космоса,

Его воля со смертью в сговоре, с судьбою и временем.

Его появление на земле загадочной краткое

Все повторяется, но не несет результата высокого

Этому скитальцу сквозь круговерть эпох Бога,

Что запирают его жизнь в обширной своей долговечности.

Его души широкие поиски и надежды, всегда возвращающиеся,

Продолжают бесполезную орбиту их курса,

В тщетном повторе трудов затерявшихся

Сквозь колею жизней, быстро забытых.

Все — лишь эпизод в бессмысленной повести.

К чему это все и здесь зачем мы?

Если в некое бытие вечного блаженства

Суждено нашему духу вернуться

Или в некую неподвижную, имперсональную высь покоя бескрайнего,

Поскольку мы — это То и из Того мы пришли,

Откуда эта бесплодная и странная идет интерлюдия,

Продолжающаяся тщетно сквозь бесконечное Время?

Кто пожелал придать форму вселенной или ей притвориться

В холодной и бесконечной пустоте Пространства?

Или, если эти существа и их краткие жизни должны быть,

Какая нужда душе в слезах и в неведении?

Откуда идет зов к горю и боли?

Или все приходит безо всякой причины беспомощно?

Какая сила бессмертный дух принуждает родиться?

Вечности когда-то вечный свидетель,

Бессмертный гость среди сцен скоротечных,

Он разбивает лагерь в полуосвещенной неясности жизни

Среди осколков своих мыслей и грез.

Кто убедил его пасть из блаженства

И его привилегии бессмертия лишиться?

Кто дает волю непрестанную жить

Странником в этом мире прекрасном, полном печали,

И нести груз любви, горя и радости?

Или, если нет существа, что работы наблюдало бы Времени,

Какая имперсональная Необходимость суровая

Принуждает существа недолговечные напрасно трудиться?

Значит, великая Иллюзия построила звезды.

Но где же тогда души безопасность,

Ее равновесие в этом кружении нереальных светил?

Или же, скиталец, покинувший дом,

В темной аллее Времени и случая она заблудилась

И не находит выхода из мира бессмысленного.

Где начало и конец царства Иллюзии?

И вообще, возможно, душа, что мы ощущаем, — лишь греза,

Вечный сам — фикция, в трансе почувствованная".

Затем, после молчания, ей ответил Нарада:

Настроив уста на земной звук, говорил он,

И нечто сейчас от глубокого значения судьбы

Взвешивало хрупкие смертной речи намеки.

Его лоб светился торжественным видением,

Превращенный в запись мыслей небесных,

Словно буквы языка ненаписанного

Покинули в его дыхании писания богов.

Обнаженным в том свете Время трудилось, его работы незримые

Открыты; широко простирающиеся, далеко видящие схемы

Незавершенные, которые его эпохальный полет разворачивал,

Были на карте в том взгляде, что охватывал мир.

"Значит солнце было грезой, раз сейчас ночь?

В смертного сердце спрятанным Вечный живет:

В палате твоей души он живет тайно,

Сияет Свет там, куда войти ни боль, ни горе не могут.

Тьма стоит между ним и тобою,

Ты не можешь ни слышать, ни чувствовать чудесного Гостя,

Ты не можешь видеть блаженное солнце.

О королева, твоя мысль — свет Неведения,

Его яркий занавес от тебя прячет лик Бога.

Оно освещает мир горением из Несознания,

Но прячет значение Бессмертного в мире.

Твоего разума свет от тебя мысль Вечного прячет,

Твоего сердца надежды скрывают от тебя Вечного волю,

Земные радости от тебя закрывают блаженство Бессмертного.

Отсюда идет нужда в темном вторгающемся боге,

В страшном учителе мира, в творце, в боли.

Где Неведение есть, туда страдание тоже приходит;

Твое горе — это крик тьмы Свету;

Боль была Несознания первым ребенком,

Которое было твоего тела немой первозданной основой:

Уже подсознательная форма боли там спала:

Тень в мрачном тенистом лоне,

Пока жизнь будет двигаться, она будет ждать, чтобы проснуться и быть.

В одном плоде с радостью первой вышла ужасная Сила.

В груди жизни она была рождена, своего близнеца пряча;

Но боль родилась первой, затем лишь быть смогла радость.

Боль вспахала первую тяжелую почву сонливости мира.

Болью стартовал дух из кома земли,

Болью Жизнь шевельнулась в глубине подсознательной.

Захваченный, погруженный, спрятанный в трансе Материи,

К себе пробудился мечтатель, спящий Разум;

Он сделал зримое царство из своих грез,

Свои формы он из глубин подсознания вытащил,

Затем повернулся, взглянуть на им созданный мир.

Болью и радостью, близнецом темным и светлым,

Безжизненный мир постигался его ощущавшей душой,

Никогда еще не страдавшее Несознание изменилось.

Боль — это молот Богов, чтоб разрушить

Сопротивление мертвое в смертного сердце,

Его медленную инерцию камня живого.

Если б сердце не принуждали желать и рыдать,

Его душа развалилась довольно б в покое

И никогда мысль не превысила б человеческий старт

И никогда не учила бы к Солнцу подъемы.

Эта земля полна труда, насыщенна болью;

Бесконечные муки родов ее до сих пор сотрясают;

Века кончаются, эпохи тщетно проходят,

А Божество в ней еще не родилось.

Древняя Мать встречает все с радостью.

Призывает пылкую боль, грандиозный трепет;

Ибо с болью, с трудом любое творение приходит.

Эта земля полна мукой богов:

Даже они в родах страдают, подгоняемые шпорами Времени,

И стараются выполнить вечную Волю,

И жизнь божественную сформировать в смертных формах.

Его воля должна быть исполнена в груди человека

Вопреки Злу, что из бездн поднимается,

Вопреки Неведению мира и его силе упрямой,

Вопреки запинкам испорченной воли людей,

Вопреки глубокой глупости ума человеческого,

Вопреки нежеланию его сердца слепому.

Пока человек свободен, дух обречен на страдания.

Там — шум битвы, топот и марш:

Как стонущее море крик поднимается,

Отчаянный хохот под ударами смерти,

Рок крови и пота, слез и труда.

Люди умирают, чтоб человек мог жить и Бог родиться.

Ужасное Безмолвие наблюдает Время трагическое.

Боль — это рука Природы, ваяющая людей

Ради величия, вдохновенный труд вырезает

Неподдающуюся форму с небесной жестокостью.

Неумолимые в страсти их воли,

Поднимающие молоты труда титанического,

Демиурги вселенной работают;

Могучими ударами своих родичей они формируют; их сыновья

Отмечены их огромными печатями пламени.

Хотя формирующее ужасное касание бога

Для смертных нервов — нестерпимая мука,

Огненный дух внутри копит силу

И в каждой титанической боли чувствует радость.

Кто хочет спастись, живет спокойно и бедно;

Тот, кто хочет спасти расу, должен разделить ее боль:

Он это узнает, кто подчинится этому грандиозному импульсу.

Великий, что пришел спасти этот страдающий мир,

От тени