конца мероприятия дожить посчастливилось лишь половине ацтекского племени. И тех воины оскорбленного племени прогнали с их земель умирать на болота. Однако, вопреки всем прогнозам, ацтеки не только выжили, но и, под опекой Гинеи, пришли к невиданному процветанию. Скорее всего, тебе известны некоторые подробности этой истории. За какую-то сотню лет племя разрослось в великую империю, захватывающую все больше и больше земель и племен. Вожди возносили богов, а человеческие жертвоприношения в поводах уже не нуждались. Стены города буквально утопали в крови на протяжении двух веков. До тех пор, пока кровавые реки не перестали впечатлять Гинею, а энергия вечного страха пред смертью, насквозь пропитавшая городские улицы, ей не наскучила. В короткий срок руками испанцев она избавилась от миллионов надоевших сосудов, прежде чем вернуться на евразийский континент, – буднично поведал Феликс. Как ни старалась, я не заметила в его интонации и капельки сочувствия. – С тех пор Гинея стала нуждаться в нашей связи, как никогда прежде, – заключил он.

– Вот это же-е-есть!!! Два века в адище с массовой истерией и кровищей, а потом еще и миллионы людей разом! Что сказать, твоя подружка – дьявол во плоти! – Стараясь сильно не реагировать, я опустила круглые от шока глаза. Это я еще про ее убийство собственного возлюбленного молчу. Гинея, выходит, не из тех, кто страшен для всего мира, но горячо оберегает близких, – ни фига! Она опасна для всех окружающих, будь то любимый или друзья, с которыми она вроде как целых двести лет провозилась. – И-и… до сих пор… вы так и не нашли разгадку, как вернуться в свою реальность?

– Нет.

– И Гудвин не помог?

– Ха! И он бессилен.

– И-и… цена вашей свободы, как я понимаю, превышает вашу привязанность к душам, обрекшим всех вас влачить существование здесь?

– Хм! Я чувствую, что ты хочешь услышать от меня, Иона.

– Правду.

– Неужели?

– А что?

– Правда в том, что я сказал тебе уже гораздо больше, чем было надо, чтобы ты могла сделать верный вывод. И ты сделала. А теперь не желаешь с ним мириться и надеешься, что я смогу тебя разубедить.

– Да?

– Да! Но…

– Но?!

– Вместе с тем я не сказал тебе кое-что важное…

– Серьезно?

– Но ты ведь успела сама прийти к этой мысли: всего одна душа нужна, чтобы заменить целый мир или даже их бесконечность. Не так ли?

– Определенно, я думала об этом.

– И причины вовсе не нужны, чтобы любить.

– Правда?

– Сущая! Кому-то просто посчастливилось столкнуться именно с тем, со своим – полюбить! Любить независимо от всех мнений, от навязанных пониманий любви, предубеждений. Невзирая ни на что. Не за что-то, а свободно и честно. Не обманываясь, не притворяясь – искренне, истинно! – Взгляд темных глаз проник ко мне в душу. – Другие ищут всю жизнь. И остальные, а это абсолютное большинство, стараются ужиться с теми, кого нашли достойным заместителем. А не ощущая настоящей близости с таким дублером, тешатся: лучше уж так, чем идти чрез этот путь одному. И это не хорошо и не плохо, Иона. Они вынуждены приспосабливаться – им не повезло! В отличие от нас с тобой! Наша связь возникла тридцать столетий назад, и при каждом твоем перерождении она объединяет нас с твоей душой. – Он будто задумался на мгновение. – Не отрицаю, что временами эта связь, быть может, несколько меркла…

– Сколько историй у нас с тобой уже было? – вклинилась я.

– Я помню явственно каждую, как одну, – Феликс не ушел от ответа, хоть ничего мне и не сказал. – Но ты представляешь, каково это – получить такой потрясающий бонус, когда родной дух, исключительно ценная для тебя энергия, олицетворена плюс ко всему так, что даже за всю свою бесконечность я и вообразить тебя такую не мог? Понимаешь?

– А то! – Мне-то уж точно повезло именно так, как он и описывает, и даже бесконечность ждать не пришлось.

– Словно при переходах из одной формы в другую твоя энергия оттачивалась, порождая материю совершенную, абсолютную, созданную исключительно по моему вкусу. Никогда еще прежде, Иона… ты не являлась столь желанной для меня, как в нынешней своей форме.

Я замолчала, переваривая услышанное. О таком откровении я не смела и мечтать! Если я правильно все поняла, он признался мне в чувствах. В чувствах высоких и сильных. Мне кажется, его слова нельзя даже сравнивать со стандартным, пусть и искренним признанием в любви одного человека к другому. Высший дух (как я его себе обрисовала), возрасту, опыту и просвещенности которого нет пределов, мне сообщает, что испытывает чувства, каких не знал прежде, – ко мне! Могу ли я сомневаться в истинности его слов? Нет! Я хочу ему верить.

– Посчастливилось тем, кто повстречал кого-то, способного собой заменить бесконечность миров, – это понятно. И любили они друг друга просто и без причины – повезло, – сделала вывод я. – Но для тебя такое «везенье» – это томленье в чуждой реальности.

– Ты драматизируешь…

– Ты обречен скитаньям на века в реальности, населенной источниками твоего питания. Это же равноценно тому, как если бы я по непонятной извращенной случайности влюбилась в рыбку и поселилась среди обитателей морских, ненавидя их подводный темный мир, отсутствие кислорода, отсутствие интеллекта у коренных жителей, их безмолвие и все несчастное свое окружение. И рыбка та давно уж умерла, а я все не имею возможности всплыть на поверхность… Со временем моя ненависть разрослась бы до невиданных масштабов.

– Теперь тебе несложно представить, каково Гинее, собственноручно лишившей любимую душу возможности перерождения во имя своего освобождения, но так и не получившей его.

Должна признать, малая доля сочувствия проскользнула где-то в глубине моей души… очень глубоко… почти незаметно.

– Та-ак… зна-ачит, она тупо бесится из-за того, что я порой имею наглость тебя отвлекать? И ты не уделяешь ей, несчастной, достаточно времени!

– Э-эм…

– Не отвечай! Это не вопрос! Просто озвученный вывод, – я поднимаю в останавливающем жесте ладонь и, опустив в ноги взгляд, на минуту замолкаю. – Лучше скажи мне, как будешь дальше жить, ве-едь я же опять здесь ненадолго? – пришла к осознанию прискорбности его участи я.

– Иона, моя история без конца… – с мрачной улыбкой он посмотрел на меня. Внезапно поднялся с кровати, подошел ко мне и за талию подтянул к себе. – Мне не под силу победить твою смертность! И уж точно меньше всего я хотел бы горевать по этому поводу еще при твоей жизни. На траур и скорбь у меня останется вся вечность после твоего ухода.

А вот я не могу утверждать то же самое. Сдается