– И что вы от меня хотите? – спросил Трентон, когда сержант замолчал.

– Я? Я не знаю, – невнятно пробормотал дрессировщик. – Но, может быть, с ними что-то случилось…

– Полагаете, кто-то проник в гавань и убил ваших дельфинов? – напрямую спросил Трентон.

– Что вы?! Нет! – Дрессировщик побледнел как мел и в ужасе отшатнулся, но потом повесил голову и обреченно произнес: – Хотя, может быть, вы и правы.

Несколько секунд, играя желваками, Трентон смотрел на сержанта, после чего приказал:

– Возвращайтесь на берег и зовите своих дельфинов! Будете звать их, пока они не приплывут или пока на поверхность не всплывут их трупы! Идите!!! – Дрессировщик вздрогнул и бросился обратно к трапу, а Трентон повернулся к стоящему рядом с ним лейтенанту Гассу. – Лейтенант! Отдых отменяется! Вызывайте сюда всех своих пловцов! В гавани находятся посторонние! Думаю, что это все те же русские «дьяволы», которые уже дважды ушли от ваших людей. Если вы упустите их и в третий раз, я лично поставлю перед командованием флота вопрос о вашей профессиональной пригодности. Вы поняли меня?!

– Да, сэр! В нашем распоряжении имеются восемь скоростных тяжелых буксировщиков, способных нести от одного до двух легководолазов. Помимо навигационных приборов и носового прожектора, на всех буксировщиках установлены малогабаритные гидроакустические станции для обнаружения подводных препятствий. Они также могут быть использованы для поиска аквалангистов и водолазов. Мы прочешем всю гавань и отловим наконец рус…

Командир «тюленей» споткнулся на полуслове, увидев, что из воды вынырнул один из его бойцов и стремительно поплыл к понтону, отчаянно делая руками какие-то знаки.

03.29

Я практически не сомневался, что в доке мы обнаружим работающих людей. Только они могли производить тот шум, который я слышал в наушниках гидроакустической станции. Наоборот, было странно, если бы никаких работ на «Атланте» не производилось. Ведь в результате удара о морское дно лодка не могла не получить повреждений. Пусть они незначительны, но даже для того, чтобы это выяснить, весь корпус лодки нужно тщательно осмотреть. Я допускал, что в осмотре поврежденного корпуса «Атланта» будут участвовать водолазы. Но выбравшийся из воды ныряльщик не был простым водолазом. На нем был гидрокомбинезон и дыхательный аппарат боевого пловца. На понтоне стоял американский «морской тюлень» в полном боевом снаряжении.

Подводных диверсантов не используют для ремонтно-восстановительных работ. Тогда какова цель пребывания «тюленя» в доке? Охрана заведенной в док подводной лодки? Или поиск установленного на ее корпусе записывающего устройства? Пока я мучительно искал в голове ответы на свои вопросы, из воды вынырнул еще один «тюлень» и вслед за первым поднялся на понтон. Тут же с пандуса спустилась другая пара «тюленей» и, сменяя своих товарищей, спрыгнула в воду. Итак, американские боевые пловцы постоянно перемещаются возле корпуса «Атланта»!

Но сколько «тюленей» при этом находится в воде? Двое? Или больше? Какова поставленная им задача? Я не успел их как следует рассмотреть. Но те, что поднялись на понтон, не имели ни подводных пистолетов, ни револьверов, только водолазные ножи. Раз «тюлени» не имеют при себе огнестрельного оружия, значит, они не ожидают встречи с нами и не охраняют поставленный в док ракетоносец. Иначе бы, конечно, вооружились до зубов. Они ищут АЗУ! И судя по тому, что поиск продолжается, пока не нашли! Ценное наблюдение. Жаль, что оно не дает ответа, как нам спуститься в док, не привлекая к себе внимания.

Установленные на стенах дока прожектора освещали подводную лодку. Это хорошо. Прожектора создавали своеобразную завесу, закрывая нас от работающих в доке людей. Но как спуститься со стены? Просто спрыгнуть нельзя. Будет такой всплеск, который услышат все. Я пожалел о том, что у меня нет под рукой обрывка троса, подобранного со дна бухты, с помощью которого я стягивал канаты противолодочной сети. Впрочем, тот трос нас бы все равно не выручил. Его длина составляла без малого четыре метра, а до воды – все восемь.

И тем не менее я оглянулся по сторонам. Видимо, подсознательно надеялся найти средство спуска подходящей длины. И нашел его. По стене дока был проложен целый жгут электропроводов, ведущих к осветительным прожекторам. Толщина провода показалась мне вполне достаточной, чтобы выдержать наш вес с учетом экипировки.

Я выбрал крайний провод, который было легче всего достать из жгута. Показал Данилу, в каком месте его нужно перерезать, затем встал на четвереньки и отполз в сторону на восемь метров. Мы одновременно вставили в жгут наши водолазные ножи и по моей команде рывком перерезали выбранный провод. Ближний ко мне прожектор тут же погас. К счастью, только один. Это позволяло надеяться, что работающие в доке люди не обратят на поломку особого внимания.

И все-таки приходилось спешить. Я быстро привязал один конец провода к ограждению пешеходного настила и аккуратно опустил его в воду. Теперь наша очередь. Я собрался двигаться первым, но Данил меня остановил:

– Сначала я, командир.

Пришлось уступить. Впрочем, мои возражения все равно ни к чему бы ни привели. Бывают моменты, когда Данил становится на редкость упрямым. Один из них – это отношение Данила к своим служебным обязанностям.

Он одним прыжком перемахнул через невысокое ограждение, ухватился двумя руками за провод и стремительно скользнул вниз. Я ошибочно предположил, что Данил спускается слишком быстро и обязательно поднимет тучу брызг, врезавшись в воду. Но он вошел в воду совершенно бесшумно, без единого всплеска. Данил, бесспорно, превосходил меня в силе и ловкости. Спустившись со стены, он исчез под водой, но уже через несколько секунд вынырнул обратно и призывно махнул рукой. Значит, внизу все спокойно. Стараясь не ударить закрепленную на поясе гидроакустическую станцию о металлические конструкции, я перебрался через ограждение, взялся руками за провод и спиной вперед спрыгнул со стены. Даже сквозь прорезиненную ткань водолазных перчаток провод обжигал ладони, но, превозмогая боль, я крепко держался за него и выпустил из рук, только когда оказался по пояс в воде. Данил тут же подплыл ко мне и одобрительно дотронулся до моего плеча. Он уже держал в зубах загубник, и, взглянув на него, я тоже вставил в рот резиновый сосок. Вдохнув поступающую из аквалангов дыхательную смесь, мы оба ушли под воду и, стараясь держаться как можно ближе к стене дока, поплыли к его входным воротам, напротив которых располагалась корма заведенного в док атомохода.

В воде было светло как днем, и я до минимума уменьшил яркость акваскопа. Плыть в освещенной воде было непривычно и даже страшно, но я успокаивал себя тем, что мы по-прежнему закрыты световой завесой. Да и работающие в доке люди, а главное, американские боевые пловцы, сейчас заняты лодкой. Следуя логике, они не должны появиться у стен дока…

Впереди показалась темная стальная плита, и через двадцать метров мои руки коснулись фронтальной стены плавучего дока, в которой располагались ворота входного шлюза. Мы проплыли вдоль них и остановились в том месте, где створки плотно примыкали друг к другу. Развернувшись к центру дока, я различил впереди темную громаду подводной лодки. Расстояние и многометровый слой воды не позволяли в деталях разглядеть очертания кормы подводного гиганта и тем более увидеть прикрепленный к его обшивке блок АЗУ. Но я буквально почувствовал, что он все еще находится там, где его установил Илья Константинович Рощин. Я подал сигнал Данилу, и мы вдвоем устремились вперед, чтобы как можно быстрее преодолеть полосу освещенной прожекторами воды и успеть доплыть до кормы «Атланта», пока нас не заметили осматривающие его корпус «тюлени».