litbaza книги онлайнВоенныеШкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 135
Перейти на страницу:

Стахеев не ожидал, что его статья заинтересует самого Пред реввоенсовет а. Сочинял рассказы, мучался ночами, переписывал по нескольку раз, и никто их не хотел печатать, а написанное в один присест за какие-нибудь полтора часа вдруг замечено на высшем уровне. Наверное, потому что писал свое, пережитое, вымученное — ведь это казачья контрреволюция разлучила его с женой и ребенком. Но как ни стыдно признаться, а холостое положение дает покой и освобождает от забот. И хорошо, что роды происходили без него…

Троцкий поднялся навстречу, пожал руку и немедленно начал о деле:

— Ваша статья своевременно и точно указывает на опаснейшего врага республики — на казачество, оставшееся в своем большинстве контрреволюционным…

Говорил Троцкий о застарелой ненависти казаков к иногородним, к инородцам, о том, что казачья кавалерия — главная сила Деникина, что партия сейчас взяла курс на создание красной кавалерии, что здесь много трудностей… Закончил неожиданно:

— Вы умеете обобщать увиденное и делать выводы из фактов, из встреч с различными людьми. В ближайшее время я выезжаю на Южный фронт и приглашаю вас в свой поезд. Во время поездки вы накопите огромный злободневный материал для новых статей, полезных партии.

Робкие фразы Михаила Петровича о семейных делах были легко опровергнуты:

— Я как раз планирую автомобильную поездку в Богучар — один из центров борьбы против казачьего мятежа. Мои люди помогут вам перевезти семью в Москву. К сожалению, в моем поезде это невозможно: поезд Троцкого — это воинская часть.

Он слегка улыбнулся. После чего, взглянув на часы, высказал несколько мыслей о литературе:

— Формалисты преувеличивают значение работы над словом. Для нас, коммунистов, вначале всегда дело. Слово — лишь звуковая тень дела. А кого из современных наших поэтов вы цените, товарищ Стахеев?

— По-моему, Есенин, — робко сказал Михаил Петрович.

— Согласен с вами. Прекрасный поэт. Свежий, настоящий. Он интимен, нежен, лиричен, а время наше — революция. Вот и приходится ему прикрываться полу-наносной грубостью.

Из кабинета Троцкого Стахеев вышел исполненный уверенности в обязательной перемене к лучшему его жизни. И вообще к лучшему во всей Советской республике. В вестибюле кто-то сзади сильно ударил его по плечу. Оглянулся — Степан Буйков. Полуказак, грубиян — разве можно так сильно бить в шутку?

— А я здесь на кавалерийских курсах, — объяснил Буйков. — Пролетарий на коня. Это о моих делах. Батя писал мне о тебе и о Елене Аркадьевне. Поздравляю с сыном. Им там хорошо.

— Казаки рядом. Того и гляди Богучар возьмут.

— Разгромим их вдребезги. Сейчас туда направляются свежие части. А меня вызывали на беседу. Новое назначение предлагают — в кавалерийскую дивизию, в Царицын.

Искренне восхитился успехом Михаила Петровича, разговаривавшего с самим Троцким и приглашенного в поездку.

— Это тебе, Петрович, повезло. Поезд Троцкого — эго наш самый главный штаб.

— Лев Давыдович — настоящий вождь! Наша революция приводит к власти самых достойных, самых талантливых. Таких, как Троцкий.

— Да-а, — не очень убежденно согласился Буйков. — Конечно, он умный человек. Но, знаешь… Такой… От него пощады не жди. Ты, наверное, знаешь, как он расстреливал каждого десятого в полку, бросившего позиции?

— Децимации?

— Чего, чего?

— Децимация. Так в Древнем Риме называли казнь, когда убивали каждого десятого легионера.

IV

В Екатеринодаре жаркое солнце, толпы на Соборной площади, офицерские и казачьи шеренги: молебствие и парад. Главнокомандующий Вооруженными силами Юга России с трибуны зачитал свой приказ № 14 от 12 июня 1919 года:

«Безмерными подвигами Добровольческих армий, кубанских, донских и терских казаков и горских народов освобожден Юг России и русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России.

С замиранием сердца весь русский народ следит за успехами русских армий с верой, надеждой и любовью. Но наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой, Единой России.

Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной власти и нераздельном едином Верховном командовании.

Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских Армий.

Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России».

После него вышел вперед генерал Романовский, тучный, большеголовый, мучающийся от неимоверной жары. Он прочитал телеграмму:

«С чувством глубокого волнения приветствую ваше патриотическое решение» продиктованное вам истинной государственной мудростью. Вы в пору государственного распада и морального разложения великого народа один из первых в ряду славных выступили под стягом Единой России. Ныне вашим решением вы подаете пример солдата и гражданина, превыше всего ставящего благо Родины и будущее ее исторических судеб. В великом подвиге служения вашего России да поможет вам Бог.

Верховный правитель адмирал Колчак».

Шкуро стоял на трибуне неподалеку, чуть в стороне от других — всегда старался отделиться от скопления людей, чтобы не так заметен был его малый рост. Теперь бы, конечно, можно не смущаться — генерал стал велик своими делами, но привычка осталась.

Конечно, велик — прошли парадным маршем офицеры, рысью проскакали казачьи сотни, парад закончился, опустела трибуна, Шкуро уходил одним из последних, и его ожидала толпа. Дружно кричали: «Слава генералу Шкуро! Слава победителю красных бандитов!»

Он остановился, приветствуя поднятой рукой и улыбкой, стараясь улыбаться по-генеральски. Знал, что это у него плохо получается — Тасинька постоянно одергивала и ворчала: «Улыбаешься, как будто виноват или милостыню просишь». Пробовал перед зеркалом улыбку поправить — черт его знает, как надо улыбаться. Кричать по-генеральски он умел:

— Спасибо, кубанцы! Наши доблестные казаки разгромят всех врагов Единой России и первыми войдут в Москву!

— С Богом! — неистовствовала толпа. — На Москву! На Москву!

После парада — торжественный обед в Атаманском дворце. Шкуро пил на редкость мало и сидел озабоченный. Рядом — Шифнер-Маркевич, уже не начальник штаба, а командир дивизии в его корпусе. Вокруг громкие разговоры о государственной мудрости Антона Ивановича, признавшего верховенство Колчака, о будущих успехах на фронте, а вполголоса — о неудачах колчаковцев, о переброске красных войск с его фронта на Южный, о том, что спектакль о признании «Верховного правителя» поставлен в угоду Ллойд-Джордж[62], который никак не может решить, поддерживать ли ему белую армию или признать Ленинскую Совдепию.

1 ... 90 91 92 93 94 95 96 97 98 ... 135
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?