«Космо»: Подождите. Дополнительный вопрос, пожалуйста. Вы хотите сказать, что корабль улетел неисправным?

Сэмюэлс: Нет. Я совсем не это хочу сказать. Если бы мы знали, что существует проблема, мы бы справились с ней, неважно, сколько времени это заняло бы. В данном случае мы не видели проблемы и были ограничены во времени. Поэтому корабль улетел. Дженнифер, вы хотите что-то спросить?

«Уикенд Раундап»: Да. Если отлет этого корабля был под вопросом, почему вы не отправили другой?

Сэмюэлс: Другого корабля у нас не было. Ни одного корабля необходимой вместимости. Харви, что у вас?

«Лондон Таймс»: Вы говорите, что у Академии не нашлось другого корабля?

Сэмюэлс: Верно.

«Лондон Таймс»: Как это возможно? Совет и Белый дом заявляют, что делают все для поддержки этого начинания.

Сэмюэлс: Что ж, существуют пределы того, что можно сделать за короткий срок. Лукаут крайне далекая планета. Дженет.

«Всеобщие новости»: Эрик, каковы прогнозы для гумпов?

Сэмюэлс: Мы все еще надеемся.

Утром Хатч вытащила Чарли из лаборатории на прогулку вокруг Утреннего Пруда.

– Сорок семь событий, – сказал он, – сконцентрированы в полудюжине далеких друг от друга зон, чрезвычайно удаленных от того пузырька пространства, в котором человечество путешествовало последние полвека. Вот почему эти штуки не показывались в нашем небе. Но через пару тысяч лет, когда свет долетит сюда, тут будет несколько фейерверков.

Две из зон располагались на краю Галактики, одна рядом с ядром, а три случайно разбросаны.

– И больше нигде ни одной? – спросила Хатч.

– Пока нет. Но многие «Метеорологи» еще только направляются к своим позициям. Вероятно, мы обнаружим новые.

В Чарли было что-то надежное. Он не строил диких предположений, и в его присутствии Хатч всегда чувствовала, что все под контролем. Ценное качество в столь молодом человеке. Чарли не обладал гениальностью своего бывшего босса, но ее не было ни у кого. Да и залог блестящего будущего не в гениальности. Необходимы здравый смысл, настойчивость и способность воодушевлять окружающих. Хатч ни при каких условиях не могла представить себе, что Чарли скажет ей: я-де понял, что такое Омеги, – а затем заставит ждать, пока не соберет дополнительные доказательства. Он даже не стал бы обставлять это как торжественное объявление. Он просто рассказал бы ей, что знал. Или о чем догадывался.

Она посмотрела в небо и подумала о тех, кто здесь будет, когда световое шоу начнется.

Гарольд говорил, что его осенило в Джорджтаунской галерее. Там он как будто бы понял, что происходит. Но как это могло случиться, если Чарли прав и Академия вела перспективные исследования в областях, на настоящий момент превосходящих человеческое понимание?

Возможно ли, что Гарольд что-то увидел в галерее?

Хатч позвонила туда, что следовало сделать уже давно.

Механический голос поинтересовался, чем может помочь Джорджтаунская галерея.

– Есть ли у вас в текущей экспозиции или среди проданного за последние шесть месяцев что-либо на тему Омег?

– Минуточку, пожалуйста.

В беседу вступил человеческий голос.

– Говорит Юджин Гамильтон. Как я понимаю, вас интересует «Омега».

– Меня интересует все, что у вас есть или было за последние шесть месяцев, где в качестве темы используется Омега.

– Это, должно быть, «Центр урагана» Рене Гильбера. Вам он, конечно, известен.

– Конечно. – Действительно, Тор упоминал о нем, но Хатч не могла вспомнить, в какой связи. – Могу я взглянуть?

– Если угодно. Вы понимаете, конечно, что всю мощь и изящество этого шедевра, если не сказать больше, невозможно в полной мере передать в электронном виде.

– Да, понимаю.

– Возможно, вы предпочли бы зайти в галерею, мисс?.. – Он помедлил, предлагая ей назвать себя.

– Хатчинс, – представилась она. – Сейчас я хотела бы взглянуть на него.

– Разумеется. Подождите, пожалуйста.

Минуту спустя работа появилась на экране. Гильбер уловил все уныние и обещание беды, исходящее от Омеги, ухватил необъятность и огромную мощь. Однако враждебности в облаке не было. Для этого объекта убийство вовсе не было целью; ему просто было все равно. Не попадайся ему на пути, и с тобой все будет отлично. Очень похоже на Моби Дика.

Она сделала копию и поблагодарила Гамильтона, заверив его, что заскочит взглянуть.

Видел ли это Гарольд?

Хатч показала копию Чарли, и он пожал плечами.

– Омега, да. – Он достал диск. – Я подумал, тебе будет любопытно взглянуть.

– Что это?

– История того, что мы пытались сделать с тьюками. Если тебе что-нибудь придет на ум, я был бы рад услышать это.

Хатч просидела в просмотровом зале больше часа, изучая результаты попыток Чарли найти рациональное объяснение тьюкам. Он и его команда пытались установить последовательность событий в реальном времени, описывая, как они выглядели бы, если бы свет долетал мгновенно. Это их ни к чему не привело. Они рассматривали выбросы энергии, электромагнитные колебания, расстояния до ближайших объектов, на которые могли повлиять эти события.

Беспорядочное нагромождение.

Хотя, насколько она знала, это мог быть код.

При этой мысли Хатч улыбнулась, а тем временем в дальней части комнаты, возле запасного выхода засветилось облако. И погасло. Минуту спустя (пятьдесят лет в реальном времени) на расстоянии ладони от него что-то вспыхнуло и пропало. Словно светлячки.

Хатч увеличила шаг течения времени и увидела семь последовательных вспышек, спускающихся из левого верхнего угла зала, затем шесть у себя за спиной. Ей пришлось поверить Чарли на слово, что интервалы между ними не одинаковы. Она действительно не могла этого заметить, просто глядя на часы. Но они были очень близкими. Серия тут, серия там.

Теперь ученые знали, что события происходят в диапазоне от двадцати семи до шестидесяти одного дня. И у вспышек разные спектры, то есть они излучали свет разных цветов. И еще одна странность: серия всегда была одного цвета. Наверху голубая, в задней части зала белая, слева красная. Что за чертовщина?

После обеда была конференция, затем Хатч посетила планерку с людьми комиссара и выбралась уже много позже семи. Между встречами она разрешила спор между главами отделов, устроила визит на «Серенити» для одного сенатора и подписала приказ о специальной награде для Эммы, Ская и «Хеффернана», которую им должны были вручить по возвращении на станцию приписки.

После захода солнца заметно похолодало, и Хатч побрела к крытому транспортному комплексу, размышляя, что следовало бы одеться потеплее.