теперь слушай. Есть одна маза, которую я не смог попробовать. Ты прав, не было таких денег. И украсть я тоже не смог, для этого нужно убить человека.

— Зачем убивать? — прервал его Шаров.

— А кто мне подобру-поздорову такие деньжищи отдаст?

— Ладно. Что за маза?

Шаров скользнул взглядом по убогому кухонному убранству. На широком подоконнике рядом с распахнутой хлебницей высилась целая гора лотерейных билетов. Часть из них была разорвана и половинки, словно обреченные крылышки валялись на полу.

— Когда я был в девятке, со мной лежал парнишка один. Он пытался покончить с собой, что-то там неразделенная любовь, я особо не вникал. И я всей палате, как обычно, травил байки. Ну ты меня знаешь… — сосед покосился на Шарова, как бы проверяя, считает ли тот его до сих пор психом, но Шаров лишь покачал головой. — По полной им заворачивал, и про компьютеры, и про полет на Венеру, и что вот-вот жизнь на Марсе будет обнаружена, и про Горбачева…

— Кого?

— Да это… писатель такой известный…

— Не слышал…

— Еще услышишь. Так вот, многие из этих психов будто бы верили мне. Даже не так. Мне казалось, что они тоже это видели. Конечно, такого не могло быть. Но… ощущение было. И я чувствовал, что, по крайней мере, я не одинок. Есть тут люди, которые разделяют мои… эм… фантазии, пусть даже и таким извращенным способом.

— И что дальше? — нетерпеливо перебил его Шаров.

— А… ну да! Короче, к этому мальчишке, лет двадцать пять было парню, приходил папаша…

— Почему было?

— Э… он потом из окна выпрыгнул. Собрать уже не смогли.

Шарова передернуло, и он пожалел, что спросил.

— Так вот, к нему приходил папаша. И как-то я заговорился, он сидел рядом на кровати своего сынка и тоже слушал, а потом кивнул мне так, мол, пойдем выйдем… мы вышли в курилку, и…

Шаров слушал его слова с любопытством и нарастающей тревогой. Тревога была неслучайной.

— А вдруг его там уже нет?

— Может, и нет. Война. Может, бомбой убило. Или ушел на фронт.

— Я буду не один.

— В смысле? За Анькой хочешь все-таки зайти?

— Нет… не за ней…

— А за кем⁈ — бледнопоганочный так удивился, что непроизвольно снова наполнил стаканы.

— Да есть у меня тут…

— Ты что… новую успел завести⁈

— Нет. То есть… да.

Глаза соседа выкатились от изумления. Он махнул свой стакан и подтолкнул Шарову, но тот наотрез отказался.

— У меня дела. Нужно еще много чего сделать, — он поднялся, обдумывая, как лучше поступить.

— А когда пойдем? — сосед тоже привстал, но тут же опустился на табуретку.

— Сегодня. Вечером. Смотри не напейся.

— Вот это да… — мужчина тут же протрезвел, провел рукой по шраму на голове, как бы проверяя, на месте ли тот. — А у тебя что… деньги, что ли есть? Я думал, ты…

— Это не твоя забота, — отрезал Шаров. — Ты должен доставить нас на место и познакомить с человеком.

— Это понятно.

— И смотри, без фокусов!

— Какие фокусы, Андрюха! Я ж не меньше твоего домой хочу! Горб… тьфу, Брежнев вообще мой кумир!

— Ладно. Значит, встречаемся у ворот.

— Да. Только скажи, кто еще будет. Мне надо знать.

— Обойдешься.

Сосед скорчил недовольную гримасу, но ничего не ответил.

Шаров вышел, аккуратно прикрыв дверь, отворил свою, быстро выпил горячего чая, отмачивая в кипятке найденные в кухонном шкафчике каменные сухари. Он вдруг почувствовал, что к вечеру все может решиться. И теперь, когда цель была так близка, он вспомнил про Аню. Что за девушка, которая так упорно его ждала? В его время ни с кем из противоположного пола длительные отношения не складывались — ему начинало казаться, что девушки встречаются с ним ради его славы и денег, и так оно, в общем-то, и было. А эта Аня продолжала интересоваться его судьбой, когда сам он пропал — ходила долго и… он опустил руку в карман и вынул стопочку записок. Развернул первую попавшуюся. Ровным округлым почерком там было написано несколько строк:

«Андрюша, я снова приходила к тебе сегодня. Прошло уже четыре месяца, как ты пропал. Я опять обзвонила все морги, была на приеме в НКВД, но никто не знает, где ты. Я продолжаю жить надеждой, что ты жив, и буду искать тебя, пока бьется мое сердце. Твой сосед чуть не затащил меня в свою квартиру, но я вырвала руку и убежала. Он какой-то странный и страшный. И говорит намеками, что ты больше никогда не вернешься. Оттуда, по его словам, не возвращаются. Знай, я люблю тебя больше жизни. Твоя А.»

Шаров прислонился к косяку. Руки его дрожали.

Он должен найти ее во что бы то ни стало. И забрать детей из дома. Других вариантов не оставалось.

В полной тишине он открыл дверь, спустился по лестнице и шагнул в серый октябрьский день. Времени оставалось совсем мало.

Глава 37

2010 год

Избу тряхнул сильный порыв ветра. С крыши что-то сорвалось, царапнуло по стене и брякнулось возле входа.

Лена вздрогнула, случайно задела стаканчик виски, и он опрокинулся под стол.

— Что значит, никого не нашли? — Шаров сделал шаг к старику.

Атмосфера и до того накалённая, заискрилась от напряжения. Виктору показалось, что сейчас полицейский схватит старика за голову, крутанет ее вокруг своей оси, раздастся хруст шейных позвонков и через несколько секунд все будет кончено.

Однако полицейский остановился в полуметре. Огромный боров напротив тщедушного тельца. Однако, как бы это странно ни звучало, опасность исходила именно от ссохшегося побелевшего профессора.

Шаров будто уткнулся в непробиваемую стену.

Петр, разинул рот и грузно повернулся.

— Как же мы тут сидим, если нас не нашли? Что-то вы, батенька, заговариваться начали…

Тень старика не шелохнулась.

— В воинской части не нашли. Их… то есть вас, нашли совсем в другом месте.

— Я же помню, как мы возвращались! — сказал Виктор. — Было много людей, нас укутывали в одеяла, давали пить горячий чай, вокруг суета, много военных и милиции, потом мы сели в автобус и…

— Вы не садились в автобус, потому что он сгорел. Его поджег отец одного из школьников, когда военные отказались сообщить, что происходит. Родители откуда-то