скрыться в другой. Большинство палат, мимо которых он проходил, были тихими и темными, хотя попадались и такие, где горел свет, а из некоторых в коридор даже доносились приглушенные звуки работающего телевизора. Ближе к дальнему концу коридора Карл мог ясно различить сестринский пост — единственное ярко освещенное пятно. За высокой перегородкой виднелись головы нескольких сестер, их помощников и администраторов, которые, скорее всего, заполняли разные документы, бумажные и цифровые.

На подступах к палате 838 убийца сперва притормозил, а потом и остановился. Дверь была почти закрыта, между ней и косяком оставался зазор не больше полудюйма. Карл на миг замешкался и сунул руку в карман с заряженным шприцем, убеждаясь, что тот на месте и готов к действию. Карл посмотрел в один конец коридора, потом в другой (удостовериться, что горизонт чист и его присутствие не привлекло ничьего внимания), после чего кончиками пальцев легонько надавил на дверь и открыл ее — медленно, бесшумно. Перед глазами возникло затемненное помещение и больничная кровать, в которой спала темноволосая женщина. Взгляд Карла сразу зацепился за монитор над изголовьем, отображающий электрокардиограмму больной. Это может оказаться удобным, подумал он, ведь система немедленно засечет фибрилляцию желудочков и поднимет тревогу, и в случае чего можно будет объяснить, как он вообще оказался в палате: примчался, услышав сигнализацию. Он заметил и еще одну важную деталь: Лори все еще была подключена к капельнице. В противном случае ему, возможно, пришлось бы поставить крест на этом плане и придумывать новый, но вообще-то Карл не сомневался, что капельница будет: так полагалось по протоколу.

Напоследок он еще раз окинул коридор взглядом и открыл дверь настолько, чтобы можно было беззвучно войти в палату. Постоял, давая глазам приспособиться к относительной темноте, огляделся и вдруг застыл, потрясенный, потому что заметил неожиданную помеху. В позе эмбриона на маленьком диванчике свернулся мужчина, и Карл немедленно опознал в нем мужа Лори Монтгомери, Джека Стэплтона, с которым он днем разговаривал по телефону.

Первым побуждением Карла было немедленно сбежать, потому что обстоятельства внезапно изменились не в его пользу. Однако потом он засомневался и сказал себе, что, возможно, все не так плохо, как кажется, и может даже обернуться ему на пользу, отвлечь внимание, когда начнутся лихорадочные попытки вернуть пациентку к жизни: реанимационной бригаде и медсестрам придется вдобавок заниматься горюющим мужем.

Все это пришло ему в голову после того, как он вспомнил, с какой скоростью происходит фибрилляция. Карл поступит так же, как на отделении интенсивной терапии, то есть сразу начнет реанимацию. Пока муж проснется, придет в себя и бросится к кровати Лори, Карл уже будет делать непрямой массаж сердца, объяснив, что шел мимо по коридору и услышал сигнал тревоги. Наверняка муж, будучи врачом, сам подключится к процессу, возможно, станет делать искусственное дыхание рот в рот. Карл внезапно почувствовал такую уверенность, что даже поймал себя на улыбке от возникшего в голове образа Стэплтона, пытающегося спасти обреченную Лори. Карл прекрасно знал: оказавшись в кровеносной системе, большая доза хлорида калия, если ее немедленно не нейтрализовать, неизбежно прекратит деятельность сердца, как бы ни старалась реанимационная бригада.

С минуту Карл постоял в темноте палаты, переосмысливая сценарий, и чем больше думал, тем сильнее приходил к убеждению, что присутствие Стэплтона ему лишь на руку и поможет сбежать, когда дело будет сделано. В интенсивной терапии побег удался как по волшебству, но только потому, что там было много народу. А на этом отделении людей куда меньше, в особенности — штатных врачей, да и бригада реанимации состоит в основном из интернов-терапевтов. В таких условиях присутствие Карла может броситься в глаза, особенно если кто-нибудь спросит, есть ли на этаже его пациенты. Джека Стэплтона Карл не боялся: вряд ли тот его узнает. Они вроде бы никогда не встречались, но даже если встречались, ничего страшного: в парике и очках Карл сам себя не узнавал. Уверившись в своих силах, он тихонько пошел вдоль правой стороны Лориной кровати. Застыл на миг, прислушался к дыханию спящей и одновременно бросил взгляд на монитор, где равномерно двигались пики совершенно нормальной кардиограммы. Карл молча улыбнулся, предвкушая, как через несколько секунд, когда начнется фибрилляция, синусоида хаотично замечется, показывая, что электропроводимость сердца нарушена.

Карл вытащил шприц. Слабого света из ванной как раз хватило убедиться, что тот по-прежнему полон. Карл зубами снял колпачок, защищающий толстую, большого диаметра иглу. Еще раз оглянувшись на спящего мужа, который не шевельнул ни одним мускулом и не издал ни звука, Карл левой рукой приподнял трубку капельницы и ввел иглу. Держа шприц обеими руками, он поместил оба больших пальца на поршень, покосился напоследок на Джека Стэплтона и быстро загнал в систему все содержимое шприца. Как и в случае с Мэдисон Брайант, уровень жидкости в капельнице повысился, и Карл полностью ослабил колесико, пустив препарат на полную мощность.

Как он и ожидал, почти одновременно с извлечением шприца появилось первое изменение ЭКГ, в том числе заметное увеличение зубца Т. Со следующим ударом сердца оно стало еще значительнее. Через два удара нормальная электрокардиограмма превратилась в подобие детских каракулей, отображая, что сердце перестало ритмично сокращаться, превратившись в мелко дрожащую мышцу. Тишину палаты немедленно пронзил сигнал тревоги, и Карл вздрогнул, хоть и ожидал этого звука.

Смутно осознавая, что спавший на диване муж вскочил, Карл быстро спрятал пустой шприц в карман и всем телом надавил на боковые перильца, чтобы поскорее оказаться на кровати и начать непрямой массаж сердца. Он чувствовал себя невероятно уверенным и довольным: все шло как по маслу, и это стало своего рода подтверждением его научного метода. Карл прекрасно знал, что через считаные секунды в палату сперва ворвется одна из медсестер, а там и реанимационная бригада, которая примется за совершенно безнадежное дело.

***

Вначале Джек не хотел просыпаться, потому что ему снился один из любимых снов. Он играл в баскетбол, но не так, как в настоящей жизни, а как супермен.

Во сне он мог прыгать очень высоко, зависать в воздухе и без труда вколачивать мяч в корзину. Даже лет в семнадцать, на пике физической формы, когда он легко мог в прыжке коснуться кольца, ему никак не давалось это вколачивание, потому что не получалось удержать мяч. Но, несмотря на приятные ощущения, сработавший звуковой сигнал, который подсознание поначалу вписало в сон, все же заставил его проснуться. Сориентировавшись по времени и сообразив, где он и почему, Джек вскочил с дивана и первым делом увидел в полутьме мужчину