– Могу предположить только, что когда у некой деревни на счету появлялась крупная сумма и когда соседи обнаруживали, что тоже хотят поучаствовать в празднике, в состоянии порай оказывалось много сердец, и желающим воспользоваться ситуацией приходилось устыдиться.

– А кто следил за выполнением контрактов между руна и подобными Супаари торговцами? – спросил Джулиани.

– Правительство жана’ата. На Ракхате существует класс наследственной бюрократии, образуемый вторыми сыновьями. Существуют особые суды, улаживающие взаимоотношения между разумными видами. Решения судов исполняются военной полицией, комплектуемой первородными жана’ата.

– И всю производственную работу выполняют руна, – высказал догадку Джон.

– Да. А третьеродные торговцы, такие как Супаари ВаГайжур, осуществляют торговые отношения между видами. Торговцы, подобно сельским корпорациям руна, платят налоги, идущие на поддержку популяции жана’ата.

– А руна могут рассчитывать на справедливость в судах жана’ата? – спросил Фелипе.

– Мне не представлялось особой возможности знакомиться с этой темой. Мне говорили, что жана’ата высоко ценят честь и справедливость. Они считают себя распорядителями и хранителями руна. И гордятся тем, что исполняют свой долг перед нижестоящим и зависимым населением.

Немного помолчав, он добавил:

– По большей части. Кроме того, следует отметить, что жана’ата образуют всего три-четыре процента населения ВаРакхати. В том случае, если их правление станет вызывать неудовольствие, руна вполне понятным образом могут восстать.

– Но руна не склонны к насилию, – промолвил Фелипе Рейес. Он уже успел создать в своей голове представление о руна как о мирных невинных жителях Эдема вопреки отчетам консорциума «Контакт». И это в его глазах являлось большой загадкой.

– Я видел, как руна защищают своих детей. – Наступила пауза, Джулиани ощутил напряженность, но Сандос продолжил: – Судя по тому, что я читал в отчете У и Айли, некоторые руна уже достигли предела терпения. Единственным их оружием может быть только число. Полиция жана’ата безжалостна. У них нет другого выхода – при таком огромном численном превосходстве руна.

«Нетоптанный край», – понял Джулиани.

– Эмилио, может быть, вы помните, что Супаари ВаГайжур, судя по полученному нами отчету, говорил У и Айли, что до прибытия нашей миссии между жана’ата и руна не было никаких трений.

– Супаари вполне может так думать, если учесть, что у руна нет письменной истории. – Сандос отпил воды, бесстрастно посмотрел по сторонам, поднял брови. – Попробую привести аналогию, господа. У таино, араваков или карибов историков не было, однако конфликты на берегах Карибского моря, конечно, существовали. Как до прибытия Колумба, так и после него.

Воцарившееся после этих слов молчание нарушил Фелькер, вернувшийся к своей прежней теме:

– Оба эти вида необычайным образом похожи друг на друга. A не связаны ли они между собой не только в культурном, но и в биологическом плане?

– Доктор Эдвардс сумела взять кровь для проведения генетического анализа. Оказалось, что оба вида не являются близкородственными и состоят разве что в самом отдаленном родстве, – как млекопитающие львы и зебры. Вместе с отцом Робишо она объясняла сходство конвергенцией – естественным отбором в ходе эволюции разума, приведшим оба вида к возникновению аналогичных морфологических и поведенческих черт. – Умолкнув, он посмотрел на Джулиани, ученого, который должен был понять причины его колебаний. – Конечно, вы понимаете, что это всего лишь мои предположения, да? К тому же это не моя область, но…

– Конечно.

Поднявшись, Сандос подошел к окнам.

– Жана’ата являются хищниками, зубы и передние конечности которых созданы для убийства. Свой интеллект и способность к сложной социальной организации они, вероятно, выработали в ходе коллективных охот. Руна, напротив, являются вегетарианцами широкого пищевого профиля.

Тонкая моторика их, по всей видимости, возникла с необходимостью манипулирования мелкими и нежными предметами: семенами, лепестками цветов и так далее. Они обладают великолепной трехмерной памятью; они сохраняют в своей памяти очень точные ментальные карты своих окрестностей и изменчивой картины созревания природных ресурсов. Эта способность могла бы объяснить эволюцию их разума, но только отчасти…

Сандос остановился и на несколько мгновений уставился в окно. «Начинает уставать, – подумал Эдвард Бер, – но вполне справляется с ситуацией».

– В палеонтологической истории нашей родной планеты существует немало примеров того, как в конкурентной борьбе пара из хищника и его жертвы, конкурируя, достигала высот интеллекта и приспособляемости. Так сказать, в результате биологической гонки вооружений. На Ракхате, по моему мнению, подобная соревновательная эволюция привела к возникновению двух разумных видов.

– Вы хотите сказать, что руна были жертвами в этой паре? – спросил в ужасе Джон.

Сандос обернулся, лицо его было сосредоточено.

– Конечно. Я полагаю, что морфологически жана’ата являются мимикрирующей формой, приобретенной для охоты в стадах руна. Даже сейчас руна предпочитают путешествовать большими группами, в середине которых идут дети и менее крупные мужчины, которых окружают рослые женщины. Сотню, две сотни тысяч лет назад сходство между обоими видами, возможно, не было настолько удивительным. Однако те жана’ата, которым удавалось незаметно затесаться среди самок руна на краю стада, становились наиболее удачливыми охотниками. Стопа жана’ата имеет хватательный характер.

Сандос умолк, и Джулиани заметил, как трудно дается ему продолжение разговора.

– Могу представить себе, что охотники пристраивались к женщинам, шедшим позади, потом цепляли их за лодыжку и валили. Чем больше охотник напоминал свою добычу видом, поведением и запахом, тем более успешной могла оказаться охота.

– Но теперь они сотрудничают, – заметил Фелипе. – Жана’ата правят, но с руна они торгуют, даже работают вместе…

Он даже не понимал, как надо реагировать на предысторию подобного мирного сосуществования – негодованием или восторгом.

– О да, – согласился Сандос. – Характер взаимоотношений, конечно же, изменился с тех пор, как изменились и оба вида. Тем не менее все это всего лишь предположение, хотя и согласующееся с замеченными мною фактами.

Сандос вернулся к столу и сел.

– Господа, руна принадлежит важное место в культуре жана’ата. Они умелые мастера, торговцы, слуги, работники, бухгалтеры, даже помощники исследователей. Даже наложницы.

– Он рассчитывал встретить общее возмущение и даже приготовился к нему, продумывал презентацию этой темы и потому невозмутимо продолжил:

– У них это является формой контроля за рождаемостью. Так объяснял мне Супаари ВаГайжур. Будучи правителями своего мира, жана’ата практикуют строгий контроль за рождаемостью. Семьи жана’ата могут рождать более двух детей, но только двое старших имеют право создавать семьи и рождать детей, остальные должны оставаться бездетными. Тех из после-рожденных, которые попытаются обзавестись потомством, по закону стерилизуют, их детей тоже.

Все молчали. Эта мера казалась совершенно естественной и Супаари.

– Жана’ата, стерильность которых известна, часто кастрированные третьеродные, нередко исполняют обязанности проституток. Однако межвидовое соитие по определению всегда остается стерильным, – холодным тоном продолжил Сандос. – Секс с партнершами руна не может привести к беременности и, насколько мне известно, к заражению. По этой причине наложницы руна обычно исполняют роль сексуальных партнерш лиц с полными семьями или же тех, кому не разрешено рождать потомство.

Шокированный Фелипе спросил:

– И руна согласны на это?

Ответил ледяным смешком Мефистофель:

– Их не спрашивают. Наложниц воспитывают для этой цели. – Он обвел взглядом присутствующих, словно бы проверяя, как доходит до них следствие. – Руна неглупы, а некоторые из них чрезвычайно талантливы, но по сути своей они – просто домашние животные. Жана’ата разводят их, как мы – собак.

Глава 28

Деревня Кашан

Второй год

СУПААРИ ВАГАЙЖУР ОКАЗАЛСЯ ИДЕАЛЬНЫМ для землян информатором как особь, знакомая с обычаями руна и жана’ата. Способный воспринимать оба образа жизни в такой перспективе, какой среди обоих обществ мало кто владел. Проницательный и остроумный, он понимал слова своих собратий, и не только слова, но и поступки, и мог превосходным образом истолковывать собственную культуру иноземцам.

Энн, создание проницательное и остроумное, отсчитывала собственную симпатию к нему от того самого мгновения, когда он сообщил Софии, что кофе, во всяком случае, «пахнет очень приятно», хотя, безусловно, считал вкус мерзким. Несомненный такт, пусть и инопланетный, – восхищалась про себя Энн, пока Супаари на ее глазах пытался справиться с последствиями неожиданного потрясения. Похвальный апломб. Хорош, однако.

Более всего Энн Эдвардс радовало то, что люди