просто принял ее. И это, так же как жуткие когти и его зубной аппарат, сообщило землянам, что они имеют дело с совершенно другим видом.

Супаари посмотрел на остальных:

– Тогда кто же из вас Старейший?

Эмилио кашлянул, в равной мере для того, чтобы убедить себя, что он способен заговорить, как и для того, чтобы привлечь к себе внимание Супаари. Повернувшись, он указал на Д. У. Ярброу, который, ощущая только, как колотится его сердце, не шевельнулся и не произнес ни слова с того мгновения, когда нырнул за винчестером и, священник он или нет, приготовился вышибить прямо в ад душонку этого инопланетного сукина сына. Он уже видел, как оторванная голова Эмилио падает к его ногам, и сомневался, что сумеет когда-либо забыть это мгновение или поток слепой ярости, который оборвал бы жизнь Супаари, если бы сам Эмилио не разрешил ситуацию с таким блеском.

– Этот некто есть у нас Старший, – услышал Д. У. слова Эмилио, – хотя и не старейший. Его решения обязательны для всех нас.

Супаари увидел перед собой всего лишь монстра средней величины, державшего в руках жезл, от которого исходил запах углеродистой стали, серы и свинца. Не имея посредника, способного произнести его имена, Супаари взял инициативу на себя и коротко приложил обе руки ко лбу.

– Этот некто носит имя Супаари, третьерожденный, из рода Гаха’ана, по названию земли своей именуемый ВаГайжур.

И умолк, выжидательно наставив уши в сторону Сандоса.

Эмилио осознал, что в качестве толмача обязан представить Ярброу. И, с лету приступив к реализации, произнес:

– Имя Старшего – Дии, он – перворожденный из рода Ярброу, имя земли его ВаВако.

Воин, сообразил Супаари, сделав правильный вывод из ошибочных посылок. Так как общались они на руанже, он протянул вперед обе руки, не зная, что еще можно сделать.

– Чаллалла кхаэри, Дии.

Ярброу передал свою винтовку Джорджу, сопроводив свое движение взглядом, говорившим: выстрелишь, если понадобится. А потом шагнул вперед и вложил пальцы в полости загнутых длинных когтей Супаари.

– Чаллалла кхаэри, Супаари, – кося глазами произнес он с нескрываемым техасским акцентом… акцентом и всем своим видом говоря не прозвучавшие вслух слова: «Ах ты, распроклятый сукин сын».

Энн хотелось громко расхохотаться, однако она подавила порыв; опыт сорока пяти лет званых обедов сделал свое дело. Напротив, без дальнейших размышлений она шагнула вперед и приветствовала Супаари в манере руна. Когда руки обоих разделились, она произнесла:

– Сипаж, Супаари! Ты, конечно же, голоден после долгой дороги. Не пообедаешь ли ты с нами теперь?

И он отобедал. В конечном счете это был удачный день.

Глава 27

Неаполь

Август 2060 года

ПОЛАГАЯСЬ НА НЕЧЕТКИЕ УКАЗАНИЯ привратника и навигационное чутье, Джон Кандотти пробрался в самые недра приюта – в тускло освещенный подвал, в 1930-х годах преображенный в прачечную, модернизированную по прошествии века, но с тех пор не подвергавшуюся никаким изменениям. Как отмечал про себя Джон, Общество Иисуса было готово совершать межзвездные путешествия через пару недель после получения соответствующего указания, но никак не торопилось с осуществлением таких новаций, как приобретение нового оборудования для прачечной. Ультразвуковые стиральные машины при всей своей древности оставались достаточно работоспособными. В солнечную погоду выстиранное белье развешивали на веревках. Весь комплекс напомнил Джону подвальную прачечную его собственной бабушки, хотя та, конечно, в любую погоду использовала микроволновую сушилку.

Он едва не прошел мимо нужной комнаты, но обнаружил, что слышит голос что-то напевавшего Эмилио Сандоса. Точнее, Джон не был уверен, что слышит голос именно Сандоса, так как ему не приходилось слышать, чтобы тот что-то напевал. Но тем не менее в помещении оказался именно он, небритый и вполне довольный собой, в чьей-то старой одежде извлекавший сырое белье из одной из стиральных машин и складывавший его в ротанговую корзину, судя по ее виду – старше самого Ватикана.

Джон кашлянул. Эмилио с суровым видом обернулся на звук.

– Надеюсь, молодой человек, вы не рассчитываете на то, что я приму вас в своем кабинете без предварительной записи.

Ухмыльнувшись, Джон огляделся по сторонам:

– Брат Эдвард сказал, что они определили вас в подвал на работу. Очень мило. Стиль Баухаус.

– Форма следует за функцией. Грязное белье требует такой обстановки. – Эмилио взял мокрую наволочку. – Готовься, сейчас удивишься.

И он сумел достаточно ловко сложить ее, а потом отправить в корзину.

– Так это новый протез! – воскликнул Джон. Слушания прервали на несколько недель, пока Сандос работал с Паолой Марино, биоинженером из Милана, к которой обратился Отец-генерал, когда оказалось, что патер Сингх не может исправить дефекты своего протеза. Сандос не хотел, чтобы его видели новые люди, однако Джулиани настоял на своем. Но все сложилось удачно. – Я восхищен. Это просто чудесно.

– Я очень хорошо справляюсь и с полотенцами, однако моей ловкости есть предел. – Эмилио повернулся назад к машине. – И в частности, это носки. Вы, парни, отправляете их вниз вывернутыми наизнанку, такими же они и возвращаются наверх после стирки.

– Положим, мой папа и дома следовал подобному обычаю. – Джон проследил за движениями работавшего Сандоса. Хват нельзя было назвать идеальным, и ему по-прежнему приходилось внимательно следить за движениями, однако улучшение удивляло. – Удачная конструкция, правда?

– С этими протезами проще справляться. Они легче. И смотри: синяки сходят.

Эмилио повернулся и протянул руки Джону, чтобы тот мог осмотреть их. Новые протезы имели совершенно другой вид, чем прежние, напоминая не столько корзинку, сколько комплект шин на каждый палец. Пальцы снизу поддерживали плоские пластины, подшарниренные, но располагавшиеся ближе к ладоням. Более тонкие полоски лежали поверх фаланг, еще три стропы соединяли шины с костями пясти, запястья и предплечьями. Джон попытался не обращать внимание на то, насколько атрофированными сделались мышцы, и сконцентрировался на механической части, пока Сандос объяснял устройство протеза.

– Ладони и предплечья, конечно, болят, но, как мне кажется, это потому, что я чаще пользуюсь новым протезом, – проговорил Эмилио, выпрямляясь. – А вот мое самое впечатляющее достижение. Смотри.

Сандос подошел к большому столу, предназначенному для сортировки уже сложенного белья, и, пригнувшись, уложил на него все свое предплечье. Чуть повернул руку наружу, нажав на крохотный выключатель, и протез со щелчком раскрылся на шарнире, расположенном напротив большого пальца. Вынув из протеза ладонь, он сумел без посторонней помощи, хотя и не сразу, хмурясь, вложить пальцы обратно и нажать на ту же кнопку, после чего браслет щелкнул, закрываясь.

– Вот! Это я сам, – проговорил Эмилио, подделываясь под лепет трехлетки. И добавил уже нормальным тоном: – Ты и представить не можешь, как много это для меня значит.

Джон просиял, радуясь его счастью. Все вокруг, да, наверно, и сам Сандос, не осознавали, насколько угнетала его эта хаста’акала. Впервые после своего увечья Эмилио обретал новые возможности, способность делать что-то новое, а не заново осознавал ограниченность доступных ему дел. И, словно прочитав мысль Джона, Сандос подступил с нахальной улыбкой к корзине, нагнулся, поднял ее и замер, ожидая хвалу.

– Весьма впечатляющее достижение, – проговорил Джон, а Сандос отнес корзину к занавешенной двери, которую открыл движением спины. Джон последовал за ним к бельевой веревке. – И сколько это у нас тут… семь кило или восемь?

– Сильнее микроредукторы, – проговорил Эмилио, начиная развешивать постиранное белье. Тем не менее процедура оказалась не скорой. Он сделал все нужное, однако прищепки имели обыкновение выскакивать вбок между его пальцами.

– Мисс Марино придется наклеить шершавые подушечки на кончики большого и указательного пальцев протеза, – произнес он с легким раздражением после того, как это произошло в четвертый раз.

Это говорил тот самый человек, который без малейших жалоб месяцами носил первый, неудобный протез! Приятно, что ему наконец стало легче. Теперь в этом парне нет ничего такого, что нельзя было бы вылечить путем честной дружеской подначки, подумал Джон. Он понимал, что от радости слишком упрощает ситуацию, но ему было так приятно, что Сандос поправляется.

– Не думайте, что я слишком прямолинеен, – предупредил его Джон, – но новые протезы и смотрятся великолепно.

– Итальянская работа, – с восхищением проговорил Эмилио.