На мой телеграфный запрос командир батареи ответил, что вольноопределяющийся Голле был следователем Чека и помощником комиссара Саенко. Вследствие чего и арестован нашей разведкой. Мне пришлось объяснить матери, что мы ничего для нее сделать не можем и свидание ее с инспектором артиллерии бесполезно.

Приходила дама, объяснившая, что молодой человек с пушками на погонах помогал ей нести багаж и скрылся с одним чемоданом. Она настаивала на свидании с генералом. Но, кроме курьезов, часто удавалось действительно помогать людям, что давало большое нравственное уд овлетворение.

Изредка генерал брал меня с собой в служебные поездки, и я невольно вспоминал негласную иерархию «Войны и Мира», когда старые полковники, командиры частей, были исключительно любезны и внимательны ко мне, юноше 19 лет, поручику. То же повторялось при поездках в интендантство и в комендатуру. Развлечениями служили поездки в театр с генералом и его супругой, коим присылались ложи, и всякие парадные обеды в офицерском собрании штаба. То чествовали английскую военную миссию, то провожали уходящего начальника штаба генерала Агапеева{159}, которого заменил генерал Достовалов{160}.

Сослуживцы и старшие офицеры относились ко мне дружелюбно. Адъютант поручик Поднедовский, поляк, офицер запаса с университетским значком, всю мировую войну проделал в штабах как адъютант. Он отлично знал канцелярскую службу и терпеливо объяснял мне основные понятия. К этому же он привлек и старшего писаря с многолетним стажем мирного времени. Оба они были больше чем в два раза старше меня. Полковник Тимашев и ст. артиллерийский техник Шенаев относились ко мне по-отечески. Дни летели стрелой и приносили много ярких впечатлений, но совесть мучила, что я, здоровый молодой офицер, сижу в штабе, где без меня легко могут обойтись. В батарее же были потери новые.

В начале августа, во время воскресного парадного обеда с вином, в столовую вошел начальник штаба генерал Достовалов и, потребовав внимания, сказал, что крупные силы красной конницы прорвались в стыке Добровольческой и Донской армии в районе Волчанска. Что приняты меры для ликвидации прорыва и перегруппировки войск. Но что Харьков беззащитен, так как в нем нет частей и штаб корпуса должен быть эвакуирован. Всем чинам штаба немедленно заняться подготовкой спешной эвакуации и погрузкой. Тех же, коих участие в эвакуации не необходимо, он призывает присоединиться к комендантской полуроте. Таковая выступает из города для прикрытия эвакуации. Тотчас же я отправился к генералу Беляеву и просил разрешения присоединиться к роте. То же просил подпоручик Беляев и, к общему удивлению, поручик Поднедовский. Генерал перекрестил меня на дорогу и, задержав Беляева, являвшегося начальником команды казаков-ординарцев для помощи эвакуации, отпустил поручика Поднедовского.

Через несколько минут Поднедовский и я были вызваны к начальнику оперативного отделения полковнику Мунтянову{161}. При нем же находился, с правой рукой на перевязи, комендант штаба корпуса и командир комендантской роты, капитан… Мунтянов спросил, кто из нас старший, таковым был поручик Поднедовский. К нашему изумлению, полковник Мунтянов сообщил нам, что капитан с многоточием только что повредил руку перочинным ножом и не может вести роту. Таковую должен принять поручик Поднедовский, а первый взвод (около 80 человек) — я, а 2-й (около 60 человек) примет прикомандированный к роте прапорщик пехоты. Из всех офицеров штаба с ротой вызвался идти стрелком доктор медицины, латыш. Тут же он разложил карту и объяснил обстановку. От Волчанска через мост у Старого Салтова конница красных форсирует реку Северный Донец и движется на Харьков.

Наша рота на извозчиках должна выдвинуться навстречу противнику. Занять стрелковую позицию, войдя с ним в соприкосновение, и сдерживать его во что бы то ни стало, дабы дать возможность эвакуировать штаб корпуса.

Конных и пулеметов при роте нет. Состоит она из 140 солдат и унтер-офицеров, недавно прибывших с Салоникского фронта из Греции. Это остатки полков особой бригады. Тотчас же он пришел с нами в помещение роты. При выходе из штаба ко мне подошел находящийся в отпуску прапорщик Архипов, генерала Маркова батареи, и спросил об обстановке. Я кратко объяснил, что происходит, и он решил ехать с нами.

Рота уже была построена в казармах. Перед зданием стояло около 50 извозчичьих пролеток во главе со знаменитым лихачом Ананьичем, в шикарную пролетку его был запряжен известный в Харькове жеребец-рысак. Мунтянов сказал краткие слова роте и приказал нам двигаться. Поднедовский был совершенно растерян, поддавшись минутному движению сердца, этот сорокалетний юрист и прапорщик запаса артиллерии мирного времени и штабной адъютант оказался командиром некоторой роты с очень рискованным заданием. Взводными были я со стажем орудийного начальника и юный прапорщик пехоты, видно мало бывавший в строю и крайне инертный и скромный. В помощь нам прапорщик артиллерии и доктор медицины.

Солдаты — крупные подтянутые люди, прекрасно одетые и в шлемах — начали садиться по три в пролетки. Поднедовский подошел ко мне и сказал: «Что мы будем делать… Я совсем не умею командовать пехотой. Кроме того, недавно отправленные на фронт части салоникийцев перешли к красным».

На это я ответил, что теперь уже делать нечего и что прапорщик пехоты нам поможет. Пока же я поеду на разведку версты на две, дабы дать время роте принять боевой порядок, если я обнаружу красных. Из взвода я взял понравившегося мне младшего унтер-офицера Довженко. Взял незнакомую мне французскую винтовку и патронташ. Мы вдвоем сели в пролетку Ананьича и крупной рысью выехали за город. Быстро проезжали мы версту за верстой, не встречая ничего подозрительного. Ананьич временами умолял отпустить его, обещая даром возить «до смерти», а временами вспоминал, как он возил опоздавших на поезд гусар-офицеров из Харькова в Чугуев «прямо на ученье». Так мы проехали больше 20 верст и увидели впереди рощу и хутор. Я решил подождать нашу колонну. Начали попадаться повозки беженцев из Волчан ска и Купянска. Все они говорили, что красных не видели, но что они близко. Когда подтянулась колонна, мы устроили совещание и решили, что задержимся у хутора, где нашли человек 10 солдат типа дезертиров. Они говорили, что уходят от красных.

Неожиданно нас догнала конная группа. Это подпоручик Беляев привел 8 казаков-кубанцев, находившихся в распоряжении генерала Беляева. Мы повеселели и, отправив задержанных и донесение в штаб корпуса, решили, что конные пройдут рощу и выяснят, нет ли красных в большом селении верстах в десяти. Уже в сумерках двинулись вперед. Городские