знали. Мне сообщают, что в горах вокруг Лагуны дела довольно плохи. Вы наверняка не захотите впутываться в этот спектакль. Оставайтесь в Санта-Крусе, дождитесь, когда закончится эта ерунда. Если пожелаете, можете еще день пожить на судне, пока не найдете крышу над головой. Мы не снимемся с якоря до завтра.

Ее губы изогнулись в слабой улыбке.

– Я не боюсь, капитан. К тому же разве эпидемия не добралась и до Санта-Круса? И до Лас-Пальмаса, если уж на то пошло. Мистер Роджерс только что нам рассказал об этом. Если дела там обстояли настолько плохо, разве мы не должны были остаться на судне?

Капитан пробормотал что-то себе под нос, лицо побагровело. Будучи завзятым ревнителем строгой дисциплины, он терпеть не мог, когда ему перечили.

– Меня ввели в заблуждение, – бросил он. – И уж я позабочусь, чтобы агент это услышал. Ситуация значительно серьезнее, чем мне говорили. Теперь у меня надежная информация. Лучше примите мое предложение. Останьтесь в Санта-Крусе. Там сравнительно чисто и какое-то время можно переждать. Не стоит лезть в пекло. Это всего лишь здравый смысл.

Покачав головой, Сьюзен медленно произнесла:

– Иногда здравый смысл – не лучший указчик.

Капитан раздраженно взмахнул бумагами:

– Значит, вы поедете?

– Да.

Рентон присмотрелся к ней повнимательнее, и сердитые морщины на его лбу разгладились. Он протянул руку и окинул Сьюзен смягчившимся взглядом.

– В таком случае удачи вам, – сказал он. – Старайтесь не выходить на улицу по ночам. И не нервничайте.

Его забота согрела ее. Тень улыбки осветила ее лицо.

– Думаю, я не из нервных, – откликнулась она.

Повернувшись, Сьюзен спустилась на нижнюю палубу, вошла в проход по правому борту, и внезапно все поплыло у нее перед глазами. Навстречу ей двигался Харви Лейт. Они встретились лицом к лицу на середине коридора, и, охваченная каким-то глупым оцепенением, она не смогла пройти мимо. Он был вынужден остановиться. На целых десять секунд между ними повисло неловкое молчание, а потом смущенная донельзя Сьюзен выпалила:

– Мы уезжаем. Я только что попрощалась с капитаном.

Доктор Лейт уставился на нее так сосредоточенно, что лицо его стало походить на маску. Сьюзен показалось, что вся его горечь, замеченная ею в первые дни их знакомства, вернулась – такими безжизненными были эти черты, так холоден взгляд.

– Что ж, – сказал он наконец. – Прощайте.

Она тотчас покраснела, ощутив с новой силой его власть над ней: он легко мог причинить ей смертельную боль. А еще мгновенно осознала тот факт, что они расстаются, что она никогда его больше не увидит. До сих пор она не отдавала себе в том отчета, и сейчас эта мысль поразила ее внезапным страхом.

– Может быть, теперь вы позволите мне пройти, – устало уронил он, – или напоследок споем псалом?

– Погодите! – воскликнула она. – Не уходите пока. Не уходите. – И, безотчетно желая во что бы то ни стало удержать его, протянула руку и схватила его за рукав.

От ощущения тепла его руки под тонкой тканью по ее телу прошла волна дрожи и бесстыдно влилась в ее кровь.

– Пообещайте мне, пожалуйста… Вы пообещаете мне кое-что, прежде чем я уйду? – Она с трудом подбирала слова, едва осознавая, что делает.

– С чего бы мне обещать? У меня нет перед вами никаких обязательств.

– Не мне, – выдохнула она, – а самому себе. О, я не думаю ни о ком, кроме вас.

Он пристально посмотрел в запрокинутое непримечательное лицо, искаженное волнением.

– Мне больно видеть, – неистово продолжила она, – как вы пренебрегаете собой. Сегодня вы ни разу не пришли поесть. Вы голодаете. О, вы не заботитесь о себе. – Она умолкла, глаза ее влажно блестели, затем, заново набравшись храбрости, заговорила безудержно, умоляюще: – Знаю, что выставляю себя дурой. Но мне все равно. Знаю, вы меня ненавидите. Но это меня не остановит. В вас есть нечто такое, отчего я горю желанием помочь вам. Я доверяю вам во всем. Знаю, вы способны на великие дела. И вы так много страдали! Я не хочу, чтобы вы страдали и дальше. Не хочу, говорю вам. Мне невыносима мысль, что вы будете страдать. Невыносима. О, прошу вас, прошу, скажите, что позаботитесь о себе. Скажите мне это, и я… я уйду счастливой.

Ее дрожащие пальцы соскользнули с рукава, и она конвульсивно прижала их к ладони Харви.

– Не делайте этого! – выкрикнул он в тот же миг, отпрянув, словно его ужалили.

– Я знаю, знаю! – воскликнула она, уколотая ревностью. – Знаю, вы любите ее. Не думайте, что я ничего не заметила. Но даже это меня не остановит. Она никогда не почувствует к вам того, что чувствую я. И вы видите, она ушла, точно так же, как уйду я. Но мои чувства останутся. Надолго, навсегда. Вы не сможете от них убежать. Не сможете, я вам говорю. Я буду молиться за вас. Я буду служить вам своими молитвами.

Наступила неприятная пауза. Было слышно лишь громкое учащенное дыхание Сьюзен.

– Пожалуйста, не надо, – болезненно и глухо произнес он. – Вы расстраиваете себя. И все это… все это впустую.

Нотки безнадежности, прозвеневшие в его голосе, казалось, подстрекнули ее к продолжению. Но ее попытки заговорить были прерваны.

– Мы готовы. Ждем только вас, – сказал кто-то позади.

То был Роджерс, с его прямым и острым, как лезвие, взглядом. Рядом стоял Роберт.

Сьюзен застыла, потом ее рука безвольно упала. Ее глаза на мгновение задержались на Харви, а потом, не сказав больше ни слова, она развернулась и, опустив голову, двинулась к трапу.

– Что ж… – нерешительно начал Трантер.

Заикаясь, он выдавил слова прощания, протянул Харви руку. Куда делось энергичное, мужественное рукопожатие? Ладонь Роберта была вялой и холодной, как рыбий хвост. Роджерс промолчал, лишь смерил Харви ледяным неприязненным взглядом, повернулся костлявой спиной и зашагал прочь.

Харви замер с каменным, лишенным выражения лицом. Он проследил, как трое спустились по сходням и сели в ожидавшую их двуколку. Перезвон сбруи, топот копыт, клубы белой пыли. Все еще стоя без движения, он видел, как они медленно катят по дороге в Лагуну. В Лагуну, где бушует желтая лихорадка.

Глава 15

Харви, единственный из пассажиров, остался на судне, дремавшем теперь в непривычной тишине, которая напоминала тревожное молчание спешно покинутого дома. Один! Какое мертвенное слово. Слово, навеки прилипшее к нему. Он всегда жаждал уединения, ему хватало собственного общества, но теперь боль одиночества раскалывала его на части.

Сидя в своей каюте с книгой на коленях, он пытался читать. Но буквы расплывались перед глазами, смысл слов ускользал. Его терзали