наш счет. Я слышала, как он говорил, что недолюбливает миссионеров. Отчасти, конечно, не доверял нам. Но надеюсь, мы показали ему, что отличаемся от прочих.

Роберт нетерпеливо взмахнул руками и непроизвольно развернулся, шевеля губами и раздувая ноздри, как норовистый конь.

– Сьюзен! – воскликнул он и осекся.

– Что?

– Разве ты не видишь? – крикнул он почти в истерике. – Разве ты не видишь, в каком… как я… Не видишь, в каком я состоянии?!

Сестра не сводила с него глаз. Она взяла его руку и сжала в ладонях.

– Я понимаю, Робби. О мой дорогой, я так уважаю тебя за это.

Он ошеломленно переспросил:

– Уважаешь?

– А почему нет? – горячо возразила она. – Ты меня не обманешь. Я и правда вижу, что ты несчастен. Бог свидетель, я с самого начала видела, что происходит. Тебе пришлось сражаться, Робби, но ты явно выиграл сражение. Тем ценнее победа.

– Но, Сьюзен… – прохныкал он.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – торопливо перебила она. – Ты так впечатлителен. Да-да. Раньше ты ни с чем подобным не сталкивался. Я знаю, что она красива. Но она плохой человек, Робби, хуже не бывает. Если бы ты проявил слабость, эта женщина испортила бы все – всю твою жизнь. Разве ты не чувствовал, как я беспокоюсь? Я без конца молилась, чтобы с тобой все было хорошо. И что же? Она ушла, и я благодарю Бога, что мы видели ее в последний раз.

Он смотрел на сестру в остолбенении, разинув рот и распахнув влажно поблескивающие глаза.

– Помни, – произнесла она тихим ободряющим голосом, – сам Спаситель подвергался искушениям. Эта мысль должна изгнать горечь из твоего сердца.

С его губ слетело невнятное стенание, бессвязные слова уже готовы были сорваться с языка. В истерическом порыве раскаяния Роберт собрался с духом, чтобы заговорить, но внезапно раздался стук в дверь. Этот звук, повелительный и резкий, прогремел, как выстрел из пистолета. Брат и сестра повернулись к двери, та открылась, и вошел мужчина.

Он был высок, светловолос, в очках. Казалось, что белый хлопчатобумажный костюм болтается на его костлявых приподнятых плечах, как на вешалке. Держался он с непринужденным самообладанием человека, все знающего наперед, однако угрюмые складки у рта и сумрачный блеск в глазах выдавали силу, которая таилась внутри, подобно тлеющему пламени. Он окинул Трантеров тяжелым изучающим взглядом, потом протянул твердую сухую руку, покрытую рыжеватой порослью.

– Вы вовремя, – спокойно заявил он неприятным дребезжащим голосом, словно они прибыли к обеду на каком-нибудь речном пароме. – И я говорю вам: добро пожаловать. Вы упаковали пожитки? Моя двуколка готова к отъезду и ждет нас на пирсе.

– Итак, – сказала Сьюзен, набрав в грудь воздуха, – вы, должно быть… мистер Роджерс, верно?

Он кивнул с едким согласием:

– Мое имя Аарон Роджерс. Бывший плантатор из Джеймс-Ривер-Уэй. Бросил плантацию, когда болезнь погубила все растения. Вот уже три года сижу на этом безбожном острове. Выращиваю бананы, люцерну и лимоны. Рад дать вам пристанище, пока вы не обзаведетесь своим домом. – Он резко поднял глаза и ожег Трантера мрачным взглядом. – Я так доволен, что вы прибыли, брат. Это место – клоака. Погрязло в черном богопротивном невежестве, задыхается и гноится.

Под этим пронзительным взглядом Трантер вздрогнул и поник, краска смущения снова залила его щеки.

– Мы довольны еще больше, сэр, – пробормотал он, словно пытаясь защититься. – Безмерно рад познакомиться с вами.

– Вы как нельзя кстати, – загадочно бросил плантатор. – Если вы не приведете эти души к спасению сейчас, тогда можете бросить их совсем – пусть гниют в аду. – Он помолчал, а потом с безжалостным удовольствием драматично процедил: – Вы попали сюда в разгар страшной болезни, она поражает эти места уже много лет. Желтая лихорадка. Ужасная штука. Отвратительная, гибельная. Говорят, ее завезли из Африки на либерийском трамповом пароходе. Но по моему мнению, это Божья кара. Ни больше ни меньше.

– Нам об этом говорили, – вмешалась Сьюзен. – Но, как мы поняли, опасность невелика.

– Как же, невелика, – эхом откликнулся Роджерс с уничижительным презрением. – Дела очень плохи, отравлено все. Власти пытаются замять разговоры. Но, призываю в свидетели Господа, Создателя моего и Судью, заглушать им приходится мощную и громкую песню.

Сьюзен сжала губы.

– Вспышка в Лагуне? – серьезно спросила она.

– По всем верхним районам, – язвительно ответил плантатор. – Власти из сил выбиваются – стараются не пустить эпидемию в Санта-Крус. Выбиваются настолько, что у них нет времени как следует позаботиться о нас. Я вам больше скажу: зараза продвигается на запад. Проникла на другие острова. До меня дошли вести, что на прошлой неделе начали болеть и в Лас-Пальмасе. Но центр – в Лагуне. В пригороде есть поместье, недалеко от моего жилья. Каса-де-лос-Сиснес. Принадлежит полоумной старухе-испанке. – Холодные нотки горечи прорезались в его голосе. – У нее титул – она из тех, кого называют «маркиза». Можете себе представить? Но чтобы держать поместье в порядке, голубой крови недостаточно. Оно разваливается на части. Многие фанеги[44] невозделанной земли, выжженной и заросшей сорняками. Там не хватает воды. И маркиза ее не получит, пока я здесь. Так вот, там этот гнойник и вскочил. Она потеряла половину своих батраков из той кучки жалких отбросов, что на нее работали. Кладбище переполнено.

За этими леденящими кровь речами последовала краткая пауза. Потом Роберт сделал глубокий вдох – как видно, настраиваясь на бодрый лад.

– Что ж, – провозгласил он, – значит, у нас полно работы. Давайте ею и займемся. – В его сочном голосе звучал пафос, подпорченный, впрочем, весьма фальшивой нотой.

– Тогда прошу за мной, – отрывисто сказал Роджерс. – Вынесите ваши вещи на берег.

С суровой торжественностью он вывел Трантеров из каюты на солнечный свет, в жестком блеске которого теперь было нечто безжизненное и устрашающее. Впрочем, Роберт чувствовал себя каким угодно, но не безжизненным. Его недавняя нерешительность исчезла. Каменный взгляд Роджерса будто впрыснул в него нервический пыл. Он, всегда смотревший на бытовую возню сестры со снисходительной отчужденностью, теперь оттолкнул Сьюзен в сторону и захлопотал над багажом.

Она понаблюдала за братом, натягивая перчатки, – несмотря на жару, она не могла сойти без них на берег, потому что чувствовала бы себя раздетой, – затем задумчиво и медленно развернулась и поднялась на верхнюю палубу.

У штурманской рубки Сьюзен столкнулась с Рентоном. На ее языке крутилась фраза «Я пришла, чтобы попрощаться», однако она не успела ее произнести, поскольку капитан отрывисто воскликнул:

– А я вас искал! – Разгоряченный и встревоженный, он сжимал в руке пачку бумаг. Помолчал, потом, выпятив подбородок, продолжил: – Насчет этой истории с желтой лихорадкой. Боюсь, мы многого о ней не