— Отец-настоятель ждёт вас, — поклонился ей горбатый седой старик в чёрной рясе, тёплой кацавейке поверх и монашеском клобуке.

Маргарита взглянула на небо. День давно клонился к вечеру, небо было затянуто серыми непроницаемыми тучами, и она беспокоилась, успеет ли сегодня же съездить на Бородинское поле.

Седенький настоятель Лужецкого мужского монастыря принял её в просторной комнате — приёмной монастыря, скупо обставленной чёрными скамейками и увешанной тёмными ликами святых.

— Прошу пожаловать, — указал ей сухонькой рукой на скамью настоятель — невысокий старец с длинной седой бородой и золотым наперстным крестом.

Маргарита наспех помолилась перед образами и, повернувшись к настоятелю, вымолвила:

— Отец настоятель, прибегаю к вашей помощи...

Старец присел на длинную чёрную скамью и поднял на неё выцветшие голубые глаза.

— Бог всегда приходит на помощь, — глухо ответил он.

— Муж мой, — начала Маргарита, — как мне сказали, погиб на Бородинском поле. Генерал, прошёл несколько воинских кампаний, храбр и честен. Лежит без погребения. Кто, как не вы, можете помочь мне предать земле тело моего мужа.

Она встала на колени, подставляя голову под благословение. Старик с изумлением поглядел на молодую женщину.

— Разве вы не знаете, что на этом поле тысячи людей? Как сможете вы среди них найти своего мужа? — наконец заговорил он. — Погодите несколько дней, по высочайшему повелению образованы похоронные команды, они подготовят наших воинов к погребению. Тогда вы и сможете опознать мужа, если, конечно, он действительно погиб там.

— Я не могу ждать, — нетерпеливо поднялась с колен Маргарита, — семья моя в Москве, сюда, в Можайск, я приехала сегодня с маленьким сыном. Вся моя душа рвётся к делу, не могу я сидеть сложа руки и ждать чего-то. Да и кто знает, что сделают похоронные команды, смогут ли они отыскать мужа. Проявите такую милость для меня, окажите помощь...

Она снова бросилась на колени. Сложив руки перед собой, вытянув их к старику, она молитвенно глядела на него, заклиная помочь ей.

— Я не прошу вас сделать невозможное, — говорила она, — прошу вас только дать мне хоть одного сопровождающего, чтобы не бродить в потёмках одной. Поймите, святой отец, мне необходимо сегодня же, сей же час попасть туда, где погиб мой муж...

Она так молила настоятеля, что он заколебался.

— Но ведь неприятели ушли всего несколько дней назад, а тела оставались без погребения с августа, — пытался сопротивляться он мольбам Маргариты, — кто знает, что теперь там творится. Подождите, дайте похоронным командам разобраться...

Слёзы ручьём хлынули из глаз Маргариты.

— Святой отец, я не могу ждать! — сквозь рыдания кричала она. — Если вы не поможете мне, я одна поеду туда, и пусть это будет на вашей совести!

Старик сдался.

— Хорошо, — сказал он, — с вами поедет отец Иоасаф. Но надо приготовить святую воду, сделать факелы, подождите немного...

Он неслышно вышел из приёмной, а Маргарита осталась сидеть на жёсткой скамейке, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за низеньких дверей.

В приёмную тихо проскользнул отец Иоасаф — высокий сутулый монах в длинной чёрной рясе и ватной кацавейке, с капюшоном на чёрной скуфейке, едва закрывающей голову. Он кивнул головой Маргарите, и она вскочила со скамейки.

К Бородинскому полю лошади подскакали уже под самый вечер. Из окрестных лесов наползали неясные сумерки, серое небо чернело с востока, а на западе ещё клубился полумрак неохотно покидающего свой пост дня.

Отец Иоасаф первым вышел из кареты, подал руку Маргарите, и она остановилась на пригорке, вглядываясь и стараясь различить поле, на котором нашёл свою гибель её дорогой Александр.

Она бывала на полях сражений, навидалась в своей короткой жизни много страшного, видела трупы убитых людей и лошадей, раненых с оторванными руками и ногами, но такого она не видела ещё никогда.

Под серым сумеречным небом расстилалось не поле, а огромное пространство, перепаханное траншеями и окопами, занятое овражками и перелесками, редкими участками пожухлой травы, едва прикрытой снегом. И на всём этом пространстве, занимающем несколько вёрст, куда только доставал взгляд, видела она брошенные, разорванные пушки, трупы лошадей, вздувшиеся и бесформенные, а самое главное — тела солдат. Чёрные, синие, красные мундиры с белыми, зелёными, красными обшлагами и воротниками, продравшиеся, истрёпанные. И лица — поднятые к небу, зарывшиеся в землю, торчащие руки и ноги, вздёрнутые сапоги, воткнутые в землю палаши. Всё это лишь слегка припорошено снегом, но лежал он пятнами, ветер то и дело вздымал тучи снежной пыли. Маргарита стояла и смотрела на это огромное мёртвое поле, засыпанное телами, и холодок ужаса заползал в её сердце.

Туча тяжёлых, разжиревших ворон снялась с поля и обсыпала чёрными комьями голые сучья перелеска, их хриплое карканье слилось со свистом ветра.

— Может, боитесь? — негромко спросил Иоасаф.

— Пойдёмте, — так же тихо ответила она, словно боялась разбудить тысячи спящих вечным сном людей.

Василий остался на дороге, плотнее завернувшись в тулуп и на самые глаза нахлобучив меховую шапку, а Маргарита и монах начали спускаться с дороги в пожухлую траву поля.

Остановившись на краю этой многовёрстной могилы, отец Иоасаф зажёг первый из смоляных факелов, захваченных в дорогу. Жёлтый и коптящий огонёк ещё больше сгустил темноту поля, и скоро уже стала видна не его огромность, а только то, что было под ногами.

А под ногами лежали тела...

Отец Иоасаф наклонял факел к самым лицам, едва видневшимся из-под снега и мёрзлой земли, и Маргарита коротко говорила:

— Не он!

Тела лежали кучами, ступать на землю было почти невозможно. Надо было выбирать местечко, чтобы поставить ногу.

Маргарита осматривала погибших. Пока шли лишь беловолосые французы, смуглые итальянцы и мертвенно-белые пруссаки. Их она оглядывала мельком и стремилась пройти всё дальше и дальше от дороги, на которой темнел короб кареты.

Сгорел дотла один факел, отец Иоасаф зажёг другой. Одной рукой он держал факел, а другой взмахивал маленьким веничком, кропя святой водой погибших. Возле небольшого овражка почти не было трупов, зато на другой его стороне они лежали вповалку, сплошной массой — различить лица не было никакой возможности.

Но Маргарита шла и шла по изрытому полю, спотыкаясь и едва не падая на ледяные тела, светил и светил отец Иоасаф в лица лежавших. Не было того, кого она искала. И они снова продолжали свой путь по этому бесконечному могильнику.

Лица многих из убитых были уже попорчены птицами и животными, но мундиры, изодранные воротники и обшлага всё ещё сохраняли свой цвет. Пока среди погибших она не увидела ни одного мундира, принадлежащего к Ревельскому полку. Она узнала бы его среди сотен других мундиров, она знала его цвет, различные отделки и опушки, все эполеты и расцветки поясов.