халате сидела у подножия лестницы. Под халатом ничего не было и время от времени она коротко, судорожно вздрагивала. Ночь была теплая, и в доме тепло. Девочки спали наверху, а Марк отбыл в одну из своих вечных деловых поездок. Впервые за две недели появилась возможность встретиться, и Марджори дрожала в ожидании. Как договорились, в 9 вечера она выключила сигнализацию – а Шон опаздывал почти на полчаса. Может, что-нибудь случилось, и он вообще не придет. При этой мысли она обхватила себя руками и жалко задрожала, потом услышала легкий стук в стекло французского окна, выходящего на дворик с бассейном, вскочила и метнулась через темную комнату. Открывая щеколду, она обнаружила, что еле дышит.

Шон вошел в комнату и схватил ее. Он был очень высок и силен, а она превратилась в его руках в замазку. Так ее еще не целовал ни один мужчина – так повелительно и в то же время так искусно. Иногда она задумывалась, кто научил его этому, и эта мысль вызывала ревность. Ее потребность в нем была так сильна, что ее охватывали волны тошноты и головокружения, и если бы он не держал ее, она просто села бы на пол. Он развязал пояс на ее халате. Халат распахнулся, и Шон просунул под него руки. Она встала поудобнее, шире расставила ноги, чтобы он легче мог до нее добраться, и сдержала крик, когда почувствовала в себе его палец, только сильнее надвинулась на его руку.

– Замечательно, – щекотно прошептал ей на ухо Шон. – Как Замбези в половодье.

– Шш, – прошептала она. – Разбудишь девочек. – Марджори считала себя мягкой и утонченной, но его грубые слова усилили ее возбуждение до лихорадки. – Закрой дверь, – хриплым, дрожащим голосом приказала она. – Пошли наверх.

Он отпустил ее и повернулся к двери. Закрыл ее, так что язычок щелкнул, повернул ключ и в то же мгновение повернул его в обратную сторону, оставив дверь открытой.

– Хорошо. – Он повернулся к Марджори. – Все готово.

Они снова поцеловались, и она лихорадочно провела руками по его телу, чувствуя жесткие мышцы под тонкой тканью. Наконец она оторвалась от него.

– Боже, больше не могу ждать.

Она взяла его за руку и потащила наверх по мраморной лестнице. Спальни девочек находились в восточном крыле, а тяжелую, красного дерева дверь хозяйской спальни Марджори заперла. Здесь их никто не мог обнаружить, и она наконец смогла отдаться Шону без оглядки.

Марджори Вестон была замужем больше двадцати лет, и за это время поменяла немало любовников. Одни были забавой только на одну ночь, связь с другими оказывалась более продолжительной. Один продержался почти все эти двадцать лет, их редкие страстные встречи разделяли долгие промежутки. Однако ни один из любовников не мог сравниться с этим юношей красотой и искусностью, выносливостью и дьявольской изобретательностью, – никто, даже Шаса Кортни, который был одним из более-менее постоянных любовников Марджори. Сын проявлял то же инстинктивное понимание ее потребностей. Он знал, когда быть грубым и жестоким, а когда мягким и любящим, но в других отношениях превосходил отца. Марджори никогда не удавалось истощить его или даже заставить остановиться, и в нем чувствовалась какая-то жестокость, какая-то врожденная порочность, которая временами приводила ее в ужас. Вдобавок она испытывала почти извращенное наслаждение от этой похожей на кровосмешение связи: принимая отца, а потом сына.

Сегодня Шон не разочаровал ее. Она уже была близка к первому оргазму, когда он неожиданно снял телефонную трубку и сунул ей в руку.

– Звони мужу, – приказал он.

– Боже, ты с ума сошел! – ахнула Марджори. – Что я ему скажу?

– Ну! – велел он, и она поняла, что если откажется, он ударит ее по лицу. Так уже бывало.

По-прежнему удерживая его между бедер, она неловко повернулась и набрала номер отеля «Карлтон» в Йоханнесбурге. Когда ответил коммутатор отеля, Марджори сказала:

– Я хочу поговорить с мистером Марком Вестоном из номера 1750.

– Соединяю, – сказал оператор, и после третьего гудка Марк ответил.

– Здравствуй, дорогой, – сказала Марджори, и Шон над ней снова задвигался. – Я не могла уснуть и решила позвонить тебе. Прости, если разбудила.

Началось состязание: Шон старался заставить ее ахнуть или закричать, а она пыталась вести непринужденный разговор с Марком. Когда Шон достиг успеха и Марджори невольно вскрикнула, Марк резко спросил:

– Что это было?

– Я приготовила себе чашку «Мило» [279], но он оказался слишком горячим, и я обожгла губу.

Теперь она видела, как сильно возбудился Шон. Лицо его утратило красоту, оно набрякло и покраснело, черты огрубели, Марджори чувствовала, как он разбухает в ней, твердеет и заполняет ее всю так, что она вот-вот разорвется. Она больше не могла сдерживаться, резко оборвала разговор: «Спокойной ночи, Марк», бросила трубку, и из ее горла вырвался первый хриплый крик.

Потом они лежали неподвижно, стараясь отдышаться, но когда он попытался скатиться с нее, она плотнее сжала его ногами и не позволила. Она знала, что, если не даст ему встать, через несколько минут он снова будет готов.

Снаружи, на газоне перед домом, один раз пролаяла собака.

– Там кто-то есть? – спросила Марджори.

– Нет, просто Принц шалит, – прошептал Шон, но сам напряженно прислушивался, хотя знал, что Руфус слишком хорош, чтобы его услышали, и они тщательно спланировали все детали. И он, и Руфус хорошо знали, что делать дальше.

Чтобы отметить первый месяц их связи, Марджори купила Шону комплект – викторианские запонки и зажимы для галстука из платины и оникса с бриллиантами. В четверг она пригласила его в дом и провела в убранный панелями кабинет Марка на первом этаже. На глазах у Шона она проверила комбинацию сейфа в стене, мелко записанную на обороте фотографии девочек, стоявшей на столе Марка. Потом отодвинула фальшивую часть книжного стеллажа, закрывавшую сейф, и набрала шифр.

Показывая ему подарок, она оставила дверь сейфа полуоткрытой. Шон продемонстрировал свою благодарность, задрав ей юбку и спустив к ногам атласные персиковые панталоны.