* * *

Хотя Мёрфи мало что помнит о своих операциях (во время большинства из них она пребывала под общим наркозом), она может рассказать, как несколько недель спустя вернулась в кабинет доктора Доэрти и как психиатр впервые включил ток в стимуляторе, встроенном в ее мозг. Лисе настаивает, что в тот день она не ощутила никаких изменений. Для нее жизнь по-прежнему оставалась тяжелым, изнурительным, безотрадным трудом: Лисе по-прежнему не жила, а с огромными усилиями влачила существование. Но впоследствии, оглядываясь в прошлое, она пришла к совершенно недвусмысленному выводу: именно в тот момент всё стало меняться. Для тех клиницистов, которые стали свидетелями этого события, эффект был несомненен.

Элис Флаэрти, коллега Доэрти по Массачусетской больнице, со временем близко познакомившаяся с Мёрфи, вспоминает, как Лисе сидела, сгорбившись и стараясь не смотреть никому в глаза. Но тут Доэрти включил имплантированный в ее мозг прибор, поставил регулятор на семерку, и произошло нечто потрясающее. Внезапно Мёрфи выпрямилась. И начала задавать вопросы. И встретилась взглядом со своим доктором.

Флаэрти вспоминает, как спросила у нее:

— Ну, как вы себя чувствуете?

— Мне всё так же грустно, — ответила Мёрфи. Однако то, как она ответила, заставляло предположить нечто совершенно иное: в ее интонации прорезалась явная живость и бойкость, которых не было прежде (во всяком случае, так уверяет Флаэрти).

«Меня это поразило с точки зрения связи между действиями и эмоциями, — отмечает Флаэрти. — Мы видели огромную разницу. Но мы понимали: нужно время, чтобы такое поведение, так сказать, впиталось в организм, дошло до всех его точек. Чтобы сам организм решил: а знаете, я больше не в депрессии».

Сама Лисе начала замечать эти изменения несколько недель спустя. Вместе с мужем Скоттом она держала староанглийскую овчарку [бобтейла] по имени Нед. Перед операцией сама мысль о том, чтобы вывести Неда на утреннюю прогулку, казалась ей столь же смелой, как и мысль о прогулке по минному полю. Каждое утро Лисе звонила Скотту на работу и просила его приехать домой, чтобы выгулять собаку. Но однажды, через несколько недель после имплантации, даже не осознавая, что она решилась это сделать, и не задумываясь о причинах такого решения, Лисе вывела собаку сама. Вскоре она гуляла с Недом каждое утро.

А потом, уже через четыре месяца после этой операции, умерла бабушка Лисе, и женщина вызвалась сделать нечто такое, что месяцами раньше показалось бы ей немыслимым. Она написала надгробную речь. Несколько месяцев назад Лисе пребывала в почти полной немоте, а теперь вышла вперед во время заупокойной службы и произнесла прочувствованные слова перед небольшой группой друзей и близких покойной, коснувшись и своего собственного пути: Лисе отметила, что ее бабушка тоже пережила период депрессии. А по прошествии еще нескольких месяцев Лисе опять стала работать, пусть и на условиях неполного дня. Но главная награда была впереди. В 2012 г. у Лисе со Скоттом родился сын.

Если у Лисе и возникали вопросы, нужен ли ей этот прибор, все они отпали, когда из-за инфекции врачам пришлось на несколько месяцев отключить его. За какие-то дни ее депрессия вернулась. Однако, по словам Лисе, после того, как устройство включили снова, она испытала совсем иные ощущения, чем при самом первом повороте регулятора в кабинете Доэрти (когда результаты столь поразили присутствовавших врачей, но не саму пациентку). На сей раз Лисе Мёрфи сразу же осознала, сколь мощные изменения с ней произошли.

«По всему моему телу разлилась волна теплоты, и я тут же поняла, что эту штуку включили, — рассказывает Мёрфи. — Наутро я проснулась в совершенно новом мире. Все оттенки на улице были ярче. Мы с сыном пошли в детскую библиотеку на час рассказов. Мы с ним уже несколько месяцев ничего такого не делали. Всё казалось таким новым. Похоже, я все-таки выбралась на другой берег».

Но и Эскандар, и Доэрти склонны полагать, что в каком-то смысле, быть может, им просто повезло с Лисе Мёрфи.

Дело в том, что проблемы, возникающие при депрессии, не ограничиваются одной анатомической областью (то же самое касается и большинства других психических расстройств). Это заболевания нейронных цепочек, и обычно они дают сложные наборы симптомов, причем симптомы могут варьироваться в зависимости от того, какая часть или части цепочки затронуты. А значит, существуют разные виды депрессии и разные виды пациентов, страдающих депрессией. Каждый больной может по-разному реагировать на такое лечение — в зависимости от того, какие участки мозга стимулируются, когда и как.

Два исследователя познали это на собственном нелегком опыте. Вдохновленные успехом с Мёрфи, эти клиницисты в середине 2000-х стали применять свою методику и для лечения других пациентов от депрессии. В некоторых случаях результаты оказывались столь же выдающимися, как и с Мёрфи, указывая на то, что метод таит в себе неплохой потенциал (который эта группа и сейчас пытается реализовать в полной мере). Но во многих случаях лечение оказывалось обескураживающе неэффективным.

К тому времени вовсю шло и другое исследование применимости ГСМ для борьбы с депрессией. В марте 2003 г. Хелен Майберг, невролог, работавший тогда в Университете Торонто, имплантировала прибор для ГСМ пациенту, страдающему депрессией, введя устройство в особую область мозга — узкую структуру, именуемую субгенуальной поясной извилиной коры. Майберг опубликовала статью в журнале Neuron в 2005 г. (за год до того, как Мёрфи сделали операцию), сообщая о результатах применения такой процедуры для шести испытуемых (затем она сделала такую операцию еще двадцати пациентам: наблюдение за ними продолжается по сей день). Подобно Мёрфи, некоторые из них до операции пребывали почти в состоянии кататонического ступора [т. е. были почти бесчувственны к окружающему миру], но в итоге пришли в норму.

Первоначальные успехи Майберг с ГСМ вкупе с работами группы Эскандара и Доэрти лишь усилили широко распространившиеся ожидания, что прибор вскоре получит одобрение FDA и его официально разрешат применять для лечения недуга, которым страдают миллионы американцев. Обеим группам удалось добиться отклика организма примерно в 50 % случаев, причем у пациентов Доэрти в трети случаев наступала ремиссия [затихание болезненных явлений]. Но для масштабных испытаний, проведения которых требует FDA перед тем, как рассмотреть вопрос об одобрении методики или лекарства, нужны контрольные группы, к которым применяют не реальную методику или препарат, а плацебо — «пустышку». Экспериментаторы вживили приборы для ГСМ всем добровольцам, а затем случайным образом разбили этих испытуемых на две равные группы: одна половина подвергалась стандартной процедуре стимуляции, а у второй электроды так никогда и не включали. Проанализировав предварительные результаты, FDA приостановило оба испытания в 2014 г.

«В конце концов выяснилось, что эффект плацебо у нас довольно высок, — признаёт Доэрти. — Но некоторым наш метод явно помог».

Эскандар и Доэрти наблюдали слишком много примечательных выздоровлений, чтобы счесть свой метод неэффективным. Майберг тоже по-прежнему остается убежденным сторонником ГСМ как средства для лечения депрессии. Но более совершенный прибор может позволить осуществлять гораздо более целенаправленные вмешательства, приспособленные к нуждам и особенностям конкретных пациентов, а возможно, окажется действенным и для более обширных групп людей. Кроме того, не исключено, что он даст нам важнейшие сведения о том, что же это такое — психические расстройства.