Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письма Джейн домой из этих путешествий, совмещавших деловые поездки с развлечениями и покупками, отражают ее волнение и предвкушение удовольствий. "Я должна рассказать тебе столько мелочей, — писала она, — что мне не терпится приступить к их изложению".
Джейн приезжала в Лондон в 1811, 1813 и 1814 годах, а затем осенью триумфального 1815 года, когда Наполеон наконец был разбит при Ватерлоо. Она часто привлекала Генри в качестве своего агента, а в благодарность ухаживала за ним, когда он заболел. Она хорошо изучила Лондон, и адреса ее персонажей содержат тщательно выверенные детали, отражающие их социальное положение и характер. Например, адмирал Кроуфорд живет неподалеку от Беркли-сквер, там же, где жил реальный адмирал Бинг. Богатая миссис Палмер — на Ганновер-сквер, по соседству с реальной герцогиней Брауншвейгской. Миссис Дженнингс сумела подняться до Беркли-стрит, хотя ее покойный муж "вел выгодную торговлю не в самой аристократической части столицы". Нелепый, но богатый мистер Раш, разумеется, владел "одним из лучших домов" на Уимпол-стрит. Те, кто победнее или не следит за модой, обитают на востоке города: вульгарная мисс Стил в Бартлетовских домах — в Холборне, родственники Элизабет Беннет, Гардинеры, — на Грейсчерч-стрит в Сити. "Быть может, мистер Дарси что-то и слышал о Грейсчерч-стрит. Но он вряд ли считает, что мог бы за месяц очистить себя от грязи, которая пристала бы к нему в этих местах, если бы ему все же пришлось там когда-нибудь побывать".
Теперь братья считали Джейн достаточно опытной, чтобы самостоятельно путешествовать в Лондон в дилижансе, а не ждать, пока родственники мужского пола смогут ее сопроводить. "Я объяснила свои взгляды, — писала она, когда возник вопрос о сопровождающих. — Я в состоянии позаботиться о себе".
В 1814 году она путешествовала в дилижансе "Коллайер", с четырьмя пассажирами внутри и еще пятнадцатью, сгрудившимися на крыше. Все надеялись на удачу, то есть на худощавых и спокойных попутчиков. Джейн в этом смысле повезло: "Мое путешествие было очень хорошим, не тесным". Двое пассажиров были "детьми, а остальные умеренных размеров; все вели себя очень тихо и воспитанно". Ей повезло больше, чем одному из современников, который обнаружил, что часть его места занята "очень крупной женщиной", которая "пыхтела и задыхалась, словно ей осталось жить не более получаса". Он и его товарищ "жались по углам, позволив ей занять середину; она уселась, а скорее рухнула на скамью, хрюкнув по-носорожьи, и не сдвинулась с места на протяжении всего путешествия".
Дилижансы из Хэмпшира высаживали пассажиров на Ладгейт-Хилл, а те, что обслуживали запад Англии, останавливались у погребка "Белая лошадь" на Пикадилли. Каретные дворы были заполнены грохотом прибывающих и отъезжающих экипажей, криками кучеров и "звуками рожка сторожа… провозглашавшими начало путешествия, которое у большинства связано с удовольствием и радостью". По прибытии пассажира ждала трудная задача: найти свой багаж "среди бесчисленных чемоданов и корзин", сражаясь с сильной усталостью после "долгой тряски" в подпрыгивающем дилижансе.
Конечно, путешествовать в частной карете было гораздо удобнее, и иногда Генри подвозил Джейн. В 1813 году он довез ее от Чотона до своего дома на Слоун-стрит в Найтбридже — около пятидесяти миль. Путешествие заняло целый день — гораздо больше, чем дилижансом. Они не меняли лошадей каждые несколько миль и поэтому были вынуждены давать отдых утомленным животным. "За 12 часов дороги, — писала Джейн, — я тоже очень устала и с радостью легла спать пораньше".
В Лондоне Джейн предпочитала передвигаться пешком или в наемном экипаже, когда хотела познакомиться с какой-либо достопримечательностью, а иногда пользовалась каретой Генри и Элизы. Однажды она разъезжала в карете одна: "Я довольна своей одинокой элегантностью и готова здесь беспрестанно смеяться". Джейн давно уже не была той юной и застенчивой деревенской "мышкой", мечтавшей в Лондоне избавиться от опеки. Но она снова прибегает к стратегии самоуничижения, которую так ценила ее семья. "Ведь на самом-то деле, — добавляет она, — у меня маловато оснований разъезжать по Лондону в ландо".
Улицы Лондона, по которым она гуляла, радовали глаз — вдоль тротуаров тянулись лавки, громко заявлявшие о себе "большими золотыми буквами". На торговых улицах, таких как Стрэнд, прохожий мог прочесть самые разные вывески: "Обучаем детей", "Ремонтируем обувь", "Продаем иностранные вина", "Оказываем похоронные услуги". Одним из любимых мест Джейн было собрание экспонатов естественной истории Уильяма Буллока, расположенное на Пикадилли. Она также посещала Галерею Британского института на Пэлл-Мэлл. На втором этаже в трех больших выставочных залах для широкой публики регулярно устраивали выставки живописи. Джейн признается, что "получила некоторое удовольствие в обоих местах, хотя мое предпочтение к жизни мужчин и женщин всегда склоняет меня больше стремиться к обществу, чем к созерцанию".
Тем не менее ей очень понравилась выставка в Воксхолл-Гарденз, где она бродила среди портретов и искала сходство со своими персонажами; ей даже показалось, что она нашла среди них Джейн Беннет. Джейн охотилась и на Лиззи Беннет, но никого похожего на нее не обнаружила, чему дала довольно странное объяснение: "Я могу лишь вообразить, что мистер Д. слишком ценит любой ее портрет, чтобы выставлять на публичное обозрение. Представляю себе, какие чувства он испытывает — смесь любви, гордости и нежности".
Ее привлекали не только достопримечательности города, но и магазины — Джейн была целеустремленным, хотя и бережливым потребителем. Денег у нее немного прибавилось, но ей по-прежнему было трудно подобрать подходящую, умеренно модную и доступную по цене одежду. Однажды утром она вместе с горничной Элизы, Манон, вышла из дома на Найтбридж и отправилась в Графтон-хаус рядом с Нью-Бонд-стрит, чтобы посетить галантерейную лавку "Уайлдинг и Кент". Самый удобный маршрут — сначала от Слоун-стрит до Гайд-Парк-корнер, а затем вдоль Пикадилли, всего около пяти миль пешком. Неподалеку от галантерейной лавки находилась Сэквилл-стрит, где некий мистер Грей продавал настоящие драгоценности для реальных людей — а не только вычурный футлярчик для зубочистки скучному Роберту Феррасу из "Чувства и чувствительности".
Когда они с Манон добрались до лавки "Уайлдинг и Кент", "у прилавка было полно народу", и им пришлось ждать "целых полчаса". Магазин был "заполнен товарами, разложенными и выставленными наиболее выгодным образом". К каждому образцу булавкой была приколота карточка, например, с такой надписью: "прекрасный муслин всего по два шиллинга за ярд, дешевле, чем в любой другой лавке Лондона". Одну из литературных героинь времен юности Джейн, Эвелину из романа Фрэнсис Берни, почти пугала настойчивость продавцов в лондонских лавках. "Похоже, в каждой лавке работают шестеро или семеро, — объясняла она. — Кажется, они думают, что я больше всего хочу, чтобы меня убедили купить всякую вещь, которую они мне показывают. Они так стараются, что мне почти стыдно, что я ничего не могу себе позволить".
Но Джейн могла доставить удовольствие даже скромная покупка какой-нибудь отделки на платье или трех пар шелковых чулок. "Я становлюсь чрезвычайно расточительной и трачу все свои деньги, — сообщала она Кассандре, — и что еще хуже — я трачу и твои тоже" на "муслин милой расцветки". Во время другой поездки она мягко высмеивала неумение своей племянницы Фанни делать покупки: "Она не слишком удачлива, и ей не подходит ни платье, ни чепец… Думаю, это просто примета ее возраста, неизбежная дань юности — выбирать в спешке и заключать невыгодные сделки".