Но осенью 1815 года Герни, все еще не женатый, тяжело заболел, и Джейн приехала в Лондон ухаживать за ним. Это объясняет, почему в ноябре она попросила своего нового издателя Джона Мюррея о личной встрече, чтобы выразить несогласие с предложенными условиями. Джейн пригласила Мюррея к себе, и они заключили соглашение о публикации двух романов, "Мэнсфилд-парка" и "Эммы". Джейн не уступила авторские права, а согласилась разделить как риск, так и прибыль.

Теперь у Джейн был тот же издатель, что у лорда Байрона и сэра Вальтера Скотта. Кроме того, намечавшиеся события давали надежды, что "Эмма" станет самой успешной ее книгой.

В 1815 году Джейн пробыла в Лондоне гораздо дольше, чем рассчитывала. Даже уладив дела с Джоном Мюрреем, она оставалась в городе, пока Генри не пошел на поправку.

Симптомы его болезни были не слишком определенными: "лихорадка… мигрени… слабая боль в груди". Тем не менее положение было серьезным, поскольку "сильный рецидив" снова поставил его жизнь под угрозу. Братья и сестры собрались у его постели, "каждый час ожидая его смерти". Генри победил болезнь, но "тетя Джейн" задержалась еще на несколько недель, чтобы ухаживать за выздоравливающим.

Генри так ослаб за время болезни, что не мог "держать перо", и Джейн пришлось самой выполнять обязанности литературного агента. 23 ноября она снова выразила свое недовольство Мюррею, на этот раз по поводу задержки с выходом "Эммы". "Я так разочарована и раздосадована задержками с печатью, — писала она, — что не могу не спросить, есть ли надежда поторопить их… Я рассчитываю покинуть Лондон в начале декабря, и поэтому время терять больше нельзя". На этот раз Джейн была, по ее же выражению, "в достаточной степени успокоена любезными комплиментами и заверениями". Издатель объяснил, что печатники ждут поставки бумаги, а сам мистер Мюррей "был чрезвычайно любезен и очень убедителен".

У Джейн были все основания считать, что печатники поторопятся, потому что "Эмма" была посвящена члену королевской семьи. Одним из непредвиденных последствий болезни Генри стало то, что Джейн попала в круг общения принца Уэльского.

Генри лечил доктор Мэтью Бэйли с Лоуэр-Гросвенор-стрит, среди пациентов которого был и принц Уэльский. Генри, как обычно, не удержался и похвастался врачу литературным талантом сестры; доктор Бейли, в свою очередь, сообщил приятную новость, что принц "большой поклонник ее романов" и "часто читает их и держит во всех своих резиденциях".

Более того, доктор Бейли передал "его королевскому высочеству, что мисс Остин в Лондоне", и принц попросил доктора Кларка, библиотекаря его резиденции в Карлтон-хаусе, пригласить Джейн. Кларк выполнил пожелание принца и передал Джейн приглашение его высочества посетить библиотеку Карлтон-хауса.

Так Джейн получила приглашение в дом принца-регента. Семья Остин не слишком его жаловала, хотя они были немного знакомы. Брат Джейн, Джеймс, в юности охотился с собаками в Хэмпшире, в Кемпшотт-парке, который арендовал принц Уэльский, и записи в дневнике егермейстера свидетельствуют, что иногда Джеймс и принц охотились в один и тот же день.

Отец Джейн и "его королевское высочество принц Уэльский" также соседствуют на страницах бухгалтерской книги мебельного склада Ринга в Бейзингстоке. Клерк мистера Ринга записал тучного принца Уэльского (Prince of Wales) в бухгалтерской книге фирмы как "Prince of Whales" (в переводе с английского whale — кит); крамольные намеки на чрезмерную толщину принца нашли отражение и в карикатурах того времени. Остины из Хэмпшира не благоговели перед королевской семьей, а принц лишился их уважения из-за аморального поведения и разгульной жизни. Объектом для насмешек он стал также благодаря своей полногрудой любовнице, леди Конингем; говорили, что "у нее в голове нет ни одной мысли, она не в состоянии связать двух слов, а все, что у нее есть, — это рука, чтобы принимать жемчуг и бриллианты, и огромный бюст, чтобы носить их". Однажды Джейн пошутила, что новая мода делает ее полногрудой, "похожей на леди Конингем", к чему, разумеется, "все стремятся".

Принц-регент жил во дворце, прекрасно подходящем для такого либертина. Построенный в 1780–1790-х годах Генри Холландом в величественном стиле французского классицизма, Карлтон-хаус часто служил олицетворением нового стиля Регентства, завоевавшего Англию в зрелые годы Джейн Остин.

Вероятно, для визита во дворец Джейн снова взяла карету Генри; она приехала со стороны Пэлл-Мэлл и миновала ряд высоких колонн, отделявших двор Карлтон-хауса от дороги. На воротах стояли часовые, ограждавшие принца от многочисленных разгневанных кредиторов. Карета пересекла двор и остановилась под просторным коринфским портиком. Здесь Джейн встречал исполненный собственной важности библиотекарь принца, доктор Кларк, готовый провести ее в зал, облицованный зеленым гранитом.

Помещения, которые увидела Джейн, больше не отражали сдержанный и утонченный вкус Холланда. На рубеже девятнадцатого века принц расстался со своим архитектором и избавился от большинства созданных им великолепных интерьеров, заменив их дешевым шиком. Работы Холланда передавали сдержанный дух классицизма. Кое-что сохранилось — например, роскошная лестница, по которой теперь поднималась Джейн, — но остальное подверглось переделке. Холланда сменил торговец картинами по имени Уолш Портер; после него был архитектор Джеймс Уайетт, затем его соперник Джон Нэш, а затем замелькала череда безликих архитектурных советников.

Принц постоянно менял мнение относительно мебели, обивки и даже архитектурной отделки: например, в Розовой гостиной в 1784–1819 годах камин переделывали четыре раза. За это время шелковая обивка мебели успела смениться с лимонно-желтой на зеленую, потом на малиновую, а ко времени визита Джейн стала синей. На протяжении следующих десяти лет принц купил для гостиной сначала золотую тафту, а потом зеленый шелк, но передумал раньше, чем их успели использовать; в конечном итоге зеленым шелком украсили Королевский павильон в Брайтоне. Один из гостей Карлтон-хауса был впечатлен "красотой старинных китайских ваз, золотой бахромы, драпировок из дамастной ткани, хрустальных люстр и других изящных вещей".

Гостеприимство Карлтон-хауса было таким же легендарным, как и роскошь. Самым известным балом стал праздник в 1811 году в честь начала правления принца Уэльского в качестве "принца-регента" (его отец-король был объявлен недееспособным). Теснота была такой, что некоторые дамы падали в обморок; другие теряли туфли или даже оставались в разорванных платьях. Балы у принца-регента были известны не только откровенными нарядами дам, но и роскошными пирами: в миниатюрной реке, которая струилась через банкетный стол, плавали золотые рыбки.

Брат Джейн, возможно, охотился вместе с принцем-регентом, а ее кузину Элизу приглашали ко двору, но сама Джейн раньше лишь наблюдала за дамами в придворных костюмах, прибывавших в Сент-Джеймсский дворец. Это был ее первый визит в королевскую резиденцию. Джейн тактично умалчивает о том, что она там увидела, однако впоследствии она написала доктору Кларку с просьбой дать совет из области этикета. Библиотекарь намекнул, что принц был бы рад, если бы автор посвятила "Эмму" ему. "В равной степени не желая показаться дерзкой или неблагодарной", Джейн спросила, как ей поступить.