У Аготи исчезло всякое желание посмеиваться над Джамухой, он был так потрясен, что даже не мог заставить себя двинуться с места.

«Я его не понял», — повторял он про себя.

Джамуха смотрел на Аготи разъяренным взглядом, неожиданно заметил кнут для понукания яков, резким движением схватил его, с силой размахнулся и ударил по лицу Аготи. Кнут зашипел, как разъяренная змея, а на лице Аготи выступила кровавая полоса.

— Убирайся! — хрипло прошипел Джамуха. — Пришли ко мне Чутаги!

Аготи не отклонился и не моргнул глазом, принимая страшный удар. Он был настоящим смелым воином, и, стоя перед Джамухой, он, казалось, стал выше ростом. Он вел себя достойно и гордо смотрел на Джамуху.

— Ты — хан, — тихо сказал Аготи. Тут он перестал быть нокудом и превратился в обычного воина, и в его глазах мелькнула ненависть. Он склонил голову и покинул юрту.

Джамуха остался один, его хриплое дыхание казалось громким в полной тишине. Он вдруг увидел кнут в своих руках, что-то слабо воскликнул и с отвращением откинул его. Он задышал ровнее, и боль перестала стальным обручем сжимать виски. Снаружи не доносились никакие звуки, и Джамуха решил, что люди разошлись. Он не понял, что народ поражен случившимся.

Полог у входа откинули, в юрту вошел Аготи в сопровождении Чутаги. Чутаги двигался как зачарованный. Он взглянул на Джамуху тусклыми глазами. Потом облизал губы и заморгал. Чутаги, высокий, поджарый и сильный, недовольно озирался, водя вокруг себя выпученными и какими-то наглыми глазами. Джамуха молчал, он видел перед собой смелого и сильного мужчину, не побоявшегося сказать правду даже под страхом смерти. Его не устрашил даже Темуджин, перед которым дрожали многие люди. Этот человек не преклонялся перед Темуджином, решил Джамуха, который был очень взволнован, мысль о неподчинении Чутаги Темуджину доставляла ему огромное удовольствие. Это ощущение было острым, странным и тревожным. Он резким жестом отослал прочь Аготи.

Аготи колебался, но потом все же покинул юрту.

Джамуха и Чутаги молча разглядывали друг друга. Чутаги никого не боялся и нахально развернул широкие плечи. Джамуха вдруг почувствовал разочарование — перед ним стоял неумный бунтовщик. Ему хотелось, чтобы человек разговаривал с ним достойно, а Чутаги был из тех, которым все вокруг не нравится и кто с удовольствием раздувал любую смуту. Джамуха не сразу это понял. Его огорчало и то, что Чутаги не испытывал к нему благодарности, не радовался своему освобождению и лишь нахально оглядывал Джамуху. Ярость снова закипела в жилах Джамухи. Он ожидал, что Чутаги склонится перед ним и признает его милосердие и власть над людьми.

Джамуха резко промолвил:

— Мне доложили, что ты плохо отзывался о нашем господине Темуджине. Меня возмущает твоя глупость и неуважение к хану. Нам нельзя, чтобы в такое время наш народ разделился, что бы ты об этом ни думал. Но ты высказал свое мнение как свободный человек. Смелость в разговорах — это еще не предательство. Иди, тебя никто не тронет, но в будущем попридержи свой язык.

Чутаги продолжал смотреть на него, выражение его лица не изменилось. Он, казалось, стал еще нахальнее и неприятнее. Джамуха был поражен, когда на лице Чутаги появилось выражение сомнения и удивления.

— Я свободен, господин? Я могу идти, совершив предательство?

Джамуха взвился в воздух после этих глупых слов:

— Идиот! Ты не слышал, что я тебе сказал?

Чутаги молчал и больше не казался смелым. Он о чем-то сильно задумался. Потом лицо его сморщилось, и Джамуха увидел, что он готов разразиться рыданиями.

— Но, господин, я призывал людей к бунту! Я совершил предательство и проявил неповиновение. Я должен умереть, потому что нарушил главный закон моего народа. Я заслуживаю наказания.

Джамуха не понимал этого человека. Он был в шоке и долго не мог вымолвить ни слова. Он боялся, что сейчас начнет орать нечто непонятное и ударит глупца, но тут выкрикнул:

— Идиот! Убирайся с глаз моих!

Чутаги ничего не понял, быстро заморгал глазами, попятился и едва не вывалился из юрты.

Джамуха начал громко стонать.

— Эти животные! Грязные животные!

Он закрыл лицо ладонями, ощущая себя абсолютно больным, и почувствовал, что сейчас его вырвет.

Люди на улице молча переглядывались, и каждое лицо походило на лицо Чутаги: все были поражены, испуганы, теперь мир не казался им устойчивым, безопасным, наведенный с трудом порядок был утрачен. Один за другим люди потянулись к своим юртам, и вскоре весь улус замер, будто люди находились в глубоком трауре. Костры перестали гореть и греть, женщины собрались вместе и перешептывались, многие из них прижимали к себе детей, как бы желая их защитить от неведомой опасности.

Джамуха, придя в себя, подумал: «Это вина Темуджина. Он лишил людей мужества, превратив их в глупцов и животных».

Джамуха ворочался на ложе, но не мог заснуть. Казалось, все в улусе спали, но это только казалось… Этой ночью не спал почти никто. Кругом бродили самые дикие слухи: Темуджина убили, и Джамуху поставили ханом вместо него… Темуджин жив и вскоре вернется, а после возвращения он расстанется со своим андой… Завтра Джамуха прикажет кочевать к зимним пастбищам… Завтра он не станет ничего делать… Возможно, когда он опомнится, то покончит с собой…

Все, абсолютно все понимали, что происходит нечто непредсказуемое, и никогда прежде орда не была так взволнована, перепугана, возмущена и неспокойна.

Джамуха сразу почувствовал опасность. Он был поражен сплетнями, и чем больше он пытался во всем разобраться, тем более странным ему все казалось. Что он сделал? Освободил человека, несправедливо приговоренного к смерти, решил бороться с варварским законом, установленным Темуджином? Временами он довольно улыбался в темноте — ведь ему удалось поспорить с законом, потому что он руководствовался разумом, а не глупостью! Конечно, Темуджин с ним согласится.

Когда Джамуха вспоминал о Темуджине, у него больно сжималось сердце, но он не испытывал страха, ощущая злость и грусть, а еще что-то такое, что он не мог и не желал объяснить.

Потом он заметил, что кто-то пытается откинуть полог юрты, он встал и впустил гостя. Это был Кюрелен, закутанный в толстый черный плащ. Калека улыбнулся и отдал факел охранявшему юрту воину.

— Я решил, что ты спишь. Прости, если я разбудил тебя, — тихо сказал Кюрелен. Он снова улыбнулся Джамухе, внимательно смотря на бледное его лицо.

— Я не спал, — с горечью ответил Джамуха, он понимал, зачем пришел Кюрелен. Старик уселся на ложе, сжал руки, продолжая улыбаться.

— Ну-у-у! — задумчиво вздохнул он. Кюрелен не торопился начинать разговор. А Джамуха из упрямства продолжал ждать, что тот заговорит первым.

Кюрелен не сводил пристального взгляда с молодого человека и наконец вымолвил: