Количество наших танков тоже сократилось. Нашим ремонтникам приходилось работать круглые сутки, чтобы отремонтировать боевые машины, которые сразу же снова уходили в бой. Из всякого хлама они каким-то чудом ухитрялись собирать новые машины. Рассчитывать на получение новых танков нам не приходилось.

После тяжелых оборонительных боев командование написало нашему дивизионному командиру генералу Бетцелю:

«В оборонительных боях 4-я танковая дивизия решительно поддержала соседние дивизии, раз за разом используя боевые группы, проявившие беспримерный героизм и настоящее фронтовое братство. Тем самым она внесла большой вклад в сдерживание вражеского наступления в районе Либавы (Лиепаи).

4-я танковая дивизия была одной из лучших, из числа тех, о ком сообщалось в штаб Х армейского корпуса, в отношении правильного командования, боевого духа и взаимовыручки. Именно благодаря этому дивизия добилась таких боевых успехов.

Я благодарю 4-ю танковую дивизию за ее подвиги, совершенные в составе корпуса, и знаю, что она сыграла ведущую роль в боях за оборону Курляндии».

Ганс Шойфлер

Кто же на самом деле связывает чьи войска? Неужели это мы связываем русские войска на Курляндском плацдарме и не даем им прорваться на немецкую землю и сломить нашу оборону в Восточной Пруссии? Или же это русские связывают нас? Неужели они намерены обмануть нас своими постоянными крупномасштабными атаками? Неужели они считают нас серьезной угрозой для северного фланга своего фронта и поэтому изо всех сил пытаются уничтожить нас?

Или же они на самом деле хотят помешать нам прийти на помощь защитникам оборонительных позиций в Восточной Пруссии? Бои в Курляндии не давали нам времени для раздумий над этими вопросами. Однако сомнения никуда не уходили и постоянно мучили нас. Нам не оставалось ничего другого, как, находясь на расстоянии, посвятить себя тому, что было неотложной необходимостью в этот час испытаний, о чем свидетельствовали нескончаемый грохот взрывов и выстрелов битвы за Курляндию.

Ганс Шмидт, обер-ефрейтор 8-го батальона 35-го танкового полка

После попадания снаряда из противотанкового орудия, который – это следует отметить – не причинил особого вреда, нас отправили в ремонтные мастерские на два дня.

19 сентября 1944 года, хорошо отдохнув и пребывая в приподнятом настроении, мы собрались вернуться в расположение нашей роты. То, что нам туда не добраться, мы поняли ближе к полудню. Эта относительно невысокая, всхолмленная во многих местах равнина отлично просматривалась русскими солдатами, о чем мы не догадывались. Они сами дали нам знать об этом, причем особым способом.

Это означало – жми на газ и ищи новую низину. Находясь там под прикрытием, мы устремились в расположение 7-й роты, где обнаружили, что добраться до позиций 8-й роты невозможно, потому что этот отрезок пути простреливался врагом. Нам нужно было дождаться ночи.

Но нам не пришлось ждать наступления темноты, потому что иваны решили предварить наступление продолжительной артиллерийской подготовкой. Нас тут же перебросили на левый фланг. Рядом с нами оказался фельдфебель Мозер. Мы обрушили на противника ураган огня. Русские не осмеливались поднять носа в своих окопах, потому что мы без устали поливали их пулеметными очередями. Мы с удовольствием выполняли эту «работу», поскольку противник не смог, благодаря нашим стараниям, продвинуться вперед даже на метр! Наш боевой дух поддерживало также присутствие ветерана, унтер-офицера Людвига Фритцмана.

Однако мы слишком рано начали праздновать победу! Прямо перед нашим танком ударил в землю вражеский снаряд. Мы дали задний ход, как выяснилось позже, зря. Ударил новый снаряд. Он пробил броню за нашим механиком. Это означало, что русские били откуда-то слева, где, по всем нашим прикидкам, противник не должен был находиться. Надо было уходить! Прочь! Именно так подумал каждый из нас. Когда мы наконец собрались все вместе, нас оказалось только четверо. Фридрих, наш механик-водитель, куда-то пропал.

Он остался в нашей развалюхе! После того как фельдфебель Мозер пустил дым в сторону вражеских позиций, задействовав дымовую гранату, мы смогли подойти к нашему подбитому танку и вытащить раненого механика-водителя. Осколками ему разворотило всю спину[123]. Врач заявил, что механика-водителя нужно срочно отправить в тыл. К счастью, его быстро доставили на эвакопункт на бронетранспортере.

Что касается нашего гордого красавца танка, то от него не осталось ничего, кроме груды закопченной стали.

Время, проведенное в тыловых подразделениях, лишь предположительно должно было ограничиться несколькими днями, но судьба снова распорядилась по-своему. На этот раз с другой стороны, так сказать с самого высокого наблюдательного пункта. Гауптфельдфебель Шумахер отправил меня и еще нескольких моих товарищей похоронить бойца из нашей роты, умершего на главном эвакуационном пункте.

На следующий день, когда мы вернулись, выбрав тот же самый маршрут, чтобы установить крест на могиле погибшего, случилась эта неприятная история. Мы шли по тропинке. В левой руке я держал трость. Скверная привычка, которая была почти всеобщей, как мне кажется, укоренилась еще в дни Первой мировой войны. Я сжимал в зубах курительную трубку. Тропинка неожиданно свернула в сторону, и передо мной вдруг вырос автомобиль-вездеход. По вымпелу на крыле машины мы поняли, что он принадлежит какому-то высокому начальству, и сразу сообразили, как следует себя вести.

В следующую секунду в нашем внешнем виде все стремительно изменилось. На моей голове уже не было пилотки, и волосы растрепались на ветру. В одной руке по-прежнему была трость. Другой я вынул трубку изо рта и повернулся лицом к автомобилю.

С правого сиденья вездехода поднялся какой-то генерал, сразу давший выход своему гневу:

– Куда идете?.. Кто? Откуда? Из какой части?.. Покажите солдатскую книжку! Отвечайте же!

После этого осыпавшего меня града вопросов я не смог ответить ни на один из них. Однако я коротко сообщил суть нашей боевой задачи:

– Часть: 35-й полк 4-й танковой дивизии.

– Так, так… узнаешь меня?

– Никак нет, герр генерал!

– Что ты сказал? Я не генерал, я генерал-полковник!

Он обратился ко мне на «ты», более доверительно, но в то же время более неистово.

– Так точно, герр генерал-полковник!

– 4-я танковая дивизия несколько дней находится на северном участке и, соответственно, перешла под мое начало! Я генерал-полковник Шёрнер! – После этого он посмотрел на мою голову. – Что это? Такой молодой и такие длинные волосы! – С этими словами Шёрнер повернулся к сидевшему позади него капитану и распорядился: – Пусть укоротит прическу до двух миллиметров!