Мне стало известно, что саперы находились позади нас, но оставались нами не опознаны и никак не отреагировали на действия тех русских подразделений, что просочились на наши позиции. Ночью рота расположилась следующим образом: 4 танка и бронетранспортеры – в Упите, 2 танка под началом Бикса с наступлением темноты отошли от кладбища и сомкнулись с 4-м танковым разведывательным батальоном, который занимал позиции позади меня.

Ночь прошла тихо. Я обсудил назначенное на завтра наступление с командирами 12-го моторизованного полка и саперной роты.

29 октября 1944 года, 5:30. После мощной артиллерийской подготовки 79-й саперный батальон и 30-й пехотный полк атаковали противника. Задача состояла в следующем: 79-й саперный батальон и 30-й пехотный полк после артиллерийской подготовки выдвигаются вперед и выходят к главной дороге к административному зданию в центре Асите. 1-й батальон 12-го моторизованного полка поддерживает наступление огнем минометов и орудий бронетранспортеров. Танки 3-й роты 35-го танкового полка обстреливают противника на краю леса четырьмя осколочно-фугасными снарядами и пулеметным огнем. После этого в бой вступает 3-я рота 35-го танкового полка и поддерживает 1-ю и 3-ю роты 79-го саперного батальона, движущегося к опушке леса.

В 5:29 началась артиллерийская подготовка. Было все еще темно. Отдельные цели распознать было невозможно. Я оставил танк в 200 метрах от Упите, чтобы прикрыть северный край леса. 2 танка обер-фельдфебеля Бикса все еще находились недалеко от кладбища. Вместе с остающимися у меня 3 танками я объехал Упите с запада. В это же время началась атака. Я свернул к опушке леса и открыл огонь.

Тем временем в бой вступили саперы, однако из-за темноты и сложного рельефа местности поддерживать их было трудно. По этой причине я приказал открывать огонь по всем замеченным дульным вспышкам. Из леса противник открыл огонь по саперам из стрелкового оружия и тяжелых пулеметов. Через 15 минут русские открыли по нас огонь из артиллерийских орудий и минометов. В результате наше наступление могло в любую секунду захлебнуться. Чтобы не допустить этого, я выдвинулся вперед и направил 1 танк направо, чтобы подойти к выступающему краю леса.

Рота без происшествий продвинулась вперед примерно на 30 метров. Затем боевая машина, находившаяся справа, попала под огонь противотанкового орудия справа и сзади из района сельскохозяйственных построек, находившихся в километре южнее Упите. Танк получил несколько попаданий, был полностью выведен из строя, и экипаж был вынужден покинуть его. Место, откуда велся обстрел из неопознанного орудия, находилось как раз между Биксом и мной.

Саперы должны были размещаться на оговоренных позициях атаки. Чтобы случайно не открыть огонь по своим, я спросил Бикса, считает ли он возможным, что русские просочатся туда под покровом тьмы. Тот ответил утвердительно. Я отъехал назад, чтобы понять, откуда велась стрельба. Противотанковое орудие было выведено из строя.

В этот момент по радио поступило донесение от танка, стоявшего в обороне слева, – русские атакуют при поддержке танков. Я немедленно сдвинул две боевые машины влево и увидел вражескую САУ, выехавшую из леса. Она тут же была подбита. Через считаные секунды – после того как отправил его обратно на север – был подбит и полностью выведен из строя один из танков нашей роты. Это означало, что в роте осталось всего 4 боеспособных танка. Несмотря на это, нам все-таки удалось отбить атаку противника.

Наша атака силами саперов полностью захлебнулась. Левый фланг саперы временно зашли на позиции противника, однако ими тут же был утрачен контакт с нашими подразделениями на правом фланге.

Наши потери, по всей видимости, были очень высоки. Командир роты 79-го танково-разведывательного батальона прибыл к нам на моем танке; он собрал 15 человек из своей роты и 1-й роты и занял слабую оборонительную позицию на своей первоначальной линии отхода. Это означало, что у нас нет пехотного прикрытия. Огонь тяжелой артиллерии и «сталинских оргбнов» заставил нас изменить позиции и переместиться в сторону сельскохозяйственных построек в Упите.

Поступило радиодонесение от Бикса, известившего нас о том, что русские через лесопосадки в районе Красти двинулись на запад и, не встретив сопротивления, уже достигли лесов севернее Стари.

Ему удалось подбить два вражеских танка, приближавшиеся к дороге, и таким образом остановить русских в этом месте. Получив его донесение, я отправил две мои машины далее на запад. Оттуда я смог наблюдать за наступлением противника и вступить с ними в бой. Мы поразили противотанковое орудие. В это самое время Бикс вел бой южнее того места, где на наши позиции прорвался противник, и уничтожил два вражеских противотанковых орудия и один тягач.

Однако русские вскоре засекли мои позиции и открыли по нас мощный огонь из полевых и противотанковых орудий. Я не смог переместиться на другие позиции из-за особенностей рельефа местности – я находился в районе Яугиеси. Вскоре на наши танки обрушился сильный огонь вражеской артиллерии и «сталинских оргбнов». После того как мы открыли яростный ответный огонь и около часа удерживали наши позиции, а русская пехота приблизилась на расстояние примерно 150 метров к сельскохозяйственным постройкам в Упите, я получил донесение от моих танкистов одной из наших подбитых машин. В нем сообщалось о том, что русские уже заняли лес у меня за спиной и что уже слышен гул их танковых моторов. Поврежденные танки находились в 2 километрах к северу от Упите. В связи с этим я отправил донесение в штаб и попросил разрешения наступать на север, после чего свернуть на юг и занять мою старую позицию. Мое предложение не встретило одобрения на том основании, что контрмеры уже были приняты. Мне приказали оставаться на месте и оборонять занятые мной позиции. Вместе со мной в танке находился командир 3-й роты 79-го танково-саперного батальона. Позднее прибыл действующий командир 1-й роты 79-го танково-разведывательного батальона. Раньше он был командиром 1-й роты того же батальона. Потом попал в плен к русским, но сумел бежать. Он забрался на броню другого танка. Между тем моя позиция сделалась совершенно непригодной для обороны.

Мы оказались под таким мощным огнем русских противотанковых орудий, что были вынуждены отступить и укрыться в складках местности. Однако вести оттуда огонь по врагу было невозможно. Я снова доложил в штаб батальона о сложившейся обстановке и о моей решимости двигаться на север. Другого выбора у меня не было. Мое решение было одобрено постфактум. Прежде чем я успел продвинуться вперед, был подбит и загорелся танк фельдфебеля Эйтеля. Перед нами уже были русские позиции. Двух наших раненых танкистов мы так и не смогли переправить в тыл – ни на броне, ни пешком.

Поскольку я знал, что один танк из штаба полка застрял в грязи на лесной дороге, то возглавил колонну и отправился к тому месту. Вскоре я увидел в лесу много русских пехотинцев. Пулеметный огонь быстро их рассеял. Затем я разглядел штабной танк, а также установленное рядом с ним противотанковое орудие. Получив разрешение из штаба батальона, я поджег этот танк (капитана Хонштеттера), чтобы не оставлять его врагу. Второй танк, находившийся на позиции прикрытия, возглавил колонну, и прорыв на север продолжился.