потребность, напоминая Конференции о своих особых оборонных нуждах ввиду отсутствия естественных стратегических границ с Германией и того факта, что трижды в течение столетия Франция становилась жертвой немецкого вторжения. Можно было бы написать историю Всемирной конференции по разоружению в терминах этого конфликта за власть между Францией и Германией, конфликта, который не позволял договориться даже о мелких технических деталях. Противоречивые претензии соперничающих наций на власть отразились в их противоречивых претензиях на оружие.

Однако, помимо политических вопросов, стоявших между Францией и Германией, проблема сравнительной оценки представляла собой грозное препятствие, с которым тщетно билась Всемирная конференция по разоружению. Какова была ценность 100 000 обученных французских резервистов с точки зрения соответствующего количества эффективных солдат германской армии? Было ли это 50 000, 60 000, 100 000 или, возможно, 120 000? Каков был перевес немецкого промышленного потенциала над французским в пересчете на количество французских танков, артиллерии и самолетов? Сколько немцев, превышающих французское население, было равно количеству французских колонистов? Очевидно, что на такие вопросы не может быть ответа в терминах математической точности, в которых их представляла себе Всемирная конференция по разоружению. Ответ на такие вопросы нужно искать путем политического торга и дипломатического компромисса. В рассматриваемом нами историческом случае применение таких методов предполагало урегулирование политического конфликта. Его продолжение сделало невозможным для Франции и Гдрнианы договориться о стандартах распределения различных количеств и типов вооружений с помощью методов дипломатии приспособления.

Временные попытки разоружения не достигли даже той стадии, когда подкомитет Комиссии ООН по обычным вооружениям мог бы поднять вопрос о том, сколько дивизий русской пехоты равно одной американской атомной бомбе.

Что касается рамок работы Комиссии, то именно соотношение между американской монополией на атомную бомбу и российским превосходством в вооруженных силах породило споры и осветило силовой конфликт между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Что касается фактического распределения вооруженных сил между Соединенными Штатами и Советским Союзом, то два фундаментальных факта и интереса определяют политику двух стран.

Соединенные Штаты жизненно заинтересованы в сохранении своей монополии на атомное оружие как можно дольше и в уменьшении российского перевеса на этих континентах. Политика обеих стран в отношении разоружения в области традиционных вооружений является истинным отражением этих фактов и интересов.

Советский Союз стремится положить конец американской монополии на атомную бомбу. С этой целью он пытался сделать рамки компетенции Комиссии по обычным вооружениям настолько широкими, чтобы включить в них атомное оружие. Такая широкая компетенция дала бы Советскому Союзу еще один путь для атаки против американской монополии. Кроме того, это дало бы Советскому Союзу возможность использовать свое превосходство в других областях, особенно в вооруженных секциях, против американской позиции. Соединенные Штаты, с другой стороны, стремятся сохранить монополию на атомную бомбу как можно дольше и использовать свое превосходство в этом отношении в полной мере, держа вопрос об атомном разоружении строго отдельно от всех других вопросов, находящихся на рассмотрении между ними и Советским Союзом. С этой целью Соединенные Штаты настаивали на том, чтобы Комитет ООН по атомной энергии оставался исключительно ответственным за атомное разоружение. Зная, что его монополия может быть только временной, Соединенные Штаты также настаивали на том, чтобы атомное разоружение имело приоритет над всеми другими видами разоружения. Только в том случае, если соглашение об атомном разоружении плюс безопасность будет достигнуто до приобретения атомного оружия, Соединенные Штаты смогут оставаться в силе.

В соответствии с Вашингтонским договором, американские, британские и японские силы в капитальных кораблях были сокращены примерно на 40 процентов. В общей сложности подписавшие договор стороны сдали на слом семьдесят кораблей. В этом смысле Вашингтонский договор предусматривал общее сокращение вооружений. Однако следует отметить два фактора. С одной стороны, сокращение должно было быть лишь временным. Договор предусматривал, что в 1931 году пять подписавших его сторон могли начать строительство замен, которые к 1942 году установили бы соотношение 5: 5: 3: 1,67: 1,67. В 1931 году период сокращения вооружений в отношении капитальных кораблей закончился и сменился периодом регулируемой конкуренции на вооружения.

С другой стороны, из-за быстрого развития военных технологий, особенно в отношении огневой мощи и авиации, капитальные корабли, использовавшиеся во время Первой мировой войны, устаревали быстрее, чем любой другой вид оружия, за исключением самолетов. Памятуя уроки Первой мировой войны, все большее число экспертов считало, что линкор как таковой изжил себя, что в лучшем случае это пустая трата денег, и что будущее военно-морской мощи за легкими и скоростными кораблями с высокой огневой мощью. Если предположить, что такие соображения должны были иметь значение для сторон, подписавших Вашингтонский договор, то сокращение численности линкоров будет выглядеть как признание упадка линкора как оружия. Поскольку подписавшие договор стороны в любом случае списали бы значительное количество своих линкоров, они могли бы сделать это согласованно и в соответствии с планом, а не в результате нерегулируемой конкуренции.

Как бы подтверждая это предположение, Вашингтонский договор стал сигналом к гонке вооружений между подписавшими его сторонами на всех кораблях, не охваченных договором, особенно на крейсерах, эсминцах и подводных лодках. Эти корабли, как мы видели, наиболее важны для современной морской войны. Поэтому, по крайней мере, по своим последствиям, Вашингтонский договор нейтрализовал конкуренцию в той сфере военно-морских вооружений, где конкуренция вряд ли могла быть острой. В то же время он высвобождал энергию и материальные ресурсы и тем самым стимулировал конкуренцию в тех отраслях военно-морского вооружения, в которых военно-морские державы, скорее всего, будут конкурировать.

Каковы бы ни были мотивы подписавших его сторон и каковы бы ни были его последствия, Вашингтонский договор фактически ограничил определенные военно-морские вооружения. То же самое нельзя сказать ни о Лондонском договоре 1930 года, ни об англо-германском соглашении 1935 года. Главным достижением Лондонского договора было то, что он был заключен с Соединенными Штатами Америки.

Договор просто признавал законным существующее военно-морское превосходство Великобритании, особенно в крейсерах, и увековечивал это превосходство для всех практических целей. Ведь тоннаж, выделенный Договором, был настолько велик, что был недосягаем для Японии и достижим для Соединенных Штатов при затратах, которые в то время считались американским общественным мнением как не подлежащие обсуждению. Другими словами, Договор позволял Соединенным Штатам довести свою военно-морскую мощь в трех категориях до уровня Великобритании, если бы они захотели потратить деньги, чего, очевидно, Соединенные Штаты не сделали. Договор позволял Японии иметь примерно две трети тоннажа Соединенных Штатов и Великобритании, если бы она могла позволить себе построить этот флот, чего, очевидно, Япония сделать не могла. Единственный вклад, который Лондонский договор внес в ограничение военно-морских