Михал вошел в комнату скорыми шагами, Франциска поспевала за ним. Конечно, лицо его имело выражение озабоченности. Да, он был встревожен… Он велел ей лежать в постели и сказал, что не допустит к ней Радзивилла и никого не допустит! Велел Франциске не отлучаться. Сказал по-польски и почти сердито:

– Лежи! Не вставай, слышишь!..

Она послушно легла. Слабость чувствовала только легкую.

Болеть в Рагузе было не так страшно. Город славился своими врачами и аптекарями. Сюда стремились выпускники Салернского и Падуанского университетов. Город платил каждому врачу по тысяче перперов в год.

Лекарь, приведенный Михалом, осмотрел больную и сказал, что серьезной опасности покамест нет и потому возможно через несколько дней встать с постели, если не случится повторного кровотечения…

– Необходим также и покой, спокойная жизнь, без тревог и потрясений, хорошая, свежая пища, мед, свежие яйца и ослиное молоко…

В последующие дни ее так и кормили. Михал часто приходил к ней, сидел на постели, брал ее за руку. Это доставляло ей большое удовольствие, глаза ее снова блестели…

Она спрашивала о поведении Радзивилла. Михал отнекивался.

– Да скажи мне! Мне все равно! – настаивала она.

Михал сказал, что князь все более и более…

– …отдаляется от нашего замысла…

Она повела рукой в воздухе, показывая, что ей это все равно. Михал не стал говорить, что князь не только не послал, не передал письма к султану в османское посольство в Рагузе, но и говорил в своем кругу, что молодая женщина эта окажется непременно самозванкой!.. С деньгами также было худо. Михал с трудом выпросил в долг триста цехинов у Пшездзецкого…

Посланник Декруа напоминал нежеланным гостям вновь и вновь о необходимости их отъезда из Дубровника…

Князь много стал говорить, что ни за что не хочет возвратиться в свои бывшие владения, ставшие ныне собственностью Русской короны. Он заверял, что скорее умрет, чем вернется! Но Михал, повидавший людей на своем недолгом веку, сделал из этих горячих заверений прямой вывод о желании Радзивилла возвратиться. Затем события продолжали развиваться. Князь сумел одолжить у магистрата три тысячи золотых червонцев, после чего покинул Рагузу, не простившись с теми, кто там оставался. Впрочем, с Елизаветой оставались лишь Доманский, Чарномский и Ганецкий. Покамест Радзивилл писал к властям Венеции и уговорил их принять его вновь. Михал подумал, что, пожалуй, не удивится, если князь поклонится и российской императрице Катерине…

Постепенно поправилась, кровотечений более не было. Власти Рагузы напоминали о необходимости отъезда, напоминали через того же Градича…

Вдруг думала о людях, то есть о тех, с кем ей доводилось в жизни встречаться, какое-то время жить рядом, говорить, и даже и много говорить… Все исчезали, куда-то уходили, уезжали из ее жизни в какие-то свои жизни… Какие-то люди… Шенк, Эмбс, мнимый Эмбс, де Марин, Филипп… славный шевалье де Сейналь… Да, шевалье де Сейналь…

Надо было уезжать. Вдруг пришла в голову странная мысль; и она сказала Михалу. План возник следующий: если в Средиземном море находится русская эскадра, под командованием того самого Алексана, то почему бы не написать ему?!.

– …ты сам говорил, что в России государственные перевороты совершаются легко! Быть может, нам удастся склонить и этого русского флотоводца… Ведь Екатерине и дочери Великого Петра, Елизавете, удалось в свое время склонить на свою сторону гвардейцев, падких, конечно же, на чины и деньги…

– В России земельные владения и рабы в качестве имущества еще важнее денег! – задумчиво произнес Михал.

– Я помню, ты говорил, мы даже спорили. Значит, рабство отменить нельзя!

– Рабы и земли – вот чем возможно привлечь русского дворянина, именно рабы и земли. И таким образом мы поступаем прямо противоположно нашим убеждениям, но у нас нет другого варианта поведения!

– Логика за нас!

– Но одного мы предусмотреть не можем. – Михал в задумчивости скрещивал пальцы. – Я никак не могу понять, насколько крепка власть Екатерины! Казалось, движение Пугачева и его сподвижников сильно подорвет эту власть, но Пугачев повержен. Собственно, надежда была не на его победу, а на то, что его восстание расшатает устои власти Екатерины. Остается еще Павел, наследник, но он полностью доверяет молодой жене и другу Разумовскому и не доверяет матери. Что до Андрея Разумовского, сына гетмана, то возможно пообещать ему независимость Малороссии под его правлением в обмен на отказ Павла от власти над Россией…

– И что же будет с Павлом и Екатериной?

– Мы можем выслать их из страны. А впрочем… я боюсь, как бы нам снова не пришлось поступаться нашими убеждениями! В России принято подвергать свергнутых правителей весьма суровой участи!.. Но не будем сейчас думать об этом. Сейчас я пытаюсь понять, насколько все-таки крепка власть Екатерины… – Михал опустил голову, посмотрел на скрещенные пальцы… – Пиши этому Алексану, его фамилия, кстати, Орлов. Я уже кое-что пытался узнать о нем.

– И что же? У тебя такой удивительный ум!..

– Ну, ну! Не льсти! Брат этого Орлова – отставной фаворит императрицы, один из устроителей переворота, после успеха которого надеялся на супружество с царицей, но она вместо брачного венца наградила его опять же землями, рабами и золотыми украшениями, а затем недвусмысленно говорила с ним о его бессрочном отъезде из столицы. Возможно, Алексан желал бы выслужиться перед императрицей, чтобы этим способствовать возвращению фавора брата. Алексан – грубый и невежественный субъект, но говорящий бегло на нескольких европейских языках. Он привержен внешнему блеску и… – Михал отвел глаза, – известен в качестве отчаянного донжуана.

– Ты это к чему? – Она подалась к нему, сидя в глубоком кресле, положенном больной. – Я на это не пойду!

– С чего ты взяла?! – Лицо его оживилось и на нем выразилась горячность. – Ты так думаешь обо мне?! Так можешь думать?!.

Некоторое время, то есть минуты четыре, должно быть, они пререкались, затем уже она просила прощения за то, что могла заподозрить своего Михала в желании, в намерении… предложить этому Алексану ее!..

Михал успокоился и продолжил:

– Алексан мнит себя великим флотоводцем и это как будто подтверждается расположением императрицы, пожаловавшей ему титул Орлова-Чесменского, в память о сражении с флотом султана при Чесме. Но правды не скроешь!.. – Михал говорил увлеченно, видя, что она внимательно слушает. – Ты не знаешь, здесь, в Рагузе, побывал некий русский майор Беляков, он возвращался из Черногории в Ливорно, как раз туда, где сейчас квартирует Орлов. Ян познакомился с Беляковым и склонял его представиться тебе и Радзивиллу, но тот решительно отказался и видно было, что он боится. Ну да ладно, человек подчиненный, не в таком большом чине. Но все же мы с Яном разговорили его, не без помощи, конечно, прекрасной местной виноградной водки. Потом я сопоставил сказанное им с вестями, узнанными мною из других источников. Все офицеры российского флота знают имя истинного победителя Чесмы! Это Сэмюэль Грейг! Но попытаюсь сказать о нем все, что мне уже известно. Грейг – природный англичанин; один из тех моряков-иностранцев, которые способствуют становлению российского морского флота и добывают русским морским силам мировую известность. Это травленый морской волк, участник известной Семилетней войны[81], побывавший и в Африке и в далекой Америке. Он был принят на русскую службу и под флагом святого Андрея, служа в русском флоте, проявил в Чесменской битве чудеса храбрости и знания мореходного дела. Это странный человек, он сделался российским морским офицером, а сам читает Монтескье и слывет либералом…