Несмотря на изнеможение, то была самая потрясающая интерпретация этого дьявольского ковра из Байё, какая выпадала ему до той поры и выпадет с тех пор, — она наэлектризовала сонную аудиторию в разноцветных пончо, она не позволила камерам упустить ни единой миллисекунды, и даже затуманенное лицо Брайана светилось в трансе экстатического восторга. К финалу «mayne of wealth and taste» обернулся ритуальной жертвой, что перед камерами пала на колени, словно в ожидании палаческого топора, а затем сорвала с себя красную футболку, обнажив худое мускулистое тело, грудь и бицепсы, на которых вытатуированы грозные магические лица и символы. «Тогда я впервые осознал, какая в Мике просыпается сила, когда он хочет чего-то добиться, — говорил Линдзи-Хогг. — Он не терпит отказа».

«Рок-н-ролльный цирк» подарил истории беспримерное выступление, а кроме того, наладил отношения Мика и Кита. Сразу после съемок они с Анитой, Марианной и Николасом уехали в продолжительный отпуск в Бразилию, куда Мик с Марианной ездили в начальный период расцвета любви годом раньше. Из Лиссабона в Рио-де-Жанейро они добрались на круизном лайнере, чьи пассажиры, по большей части британцы, были вояжерами старой школы — играли в серсо и шаффлборд и переодевались к ужину. Кроме самых молодых членов команды, путешественников никто не узнавал, и архаичный распорядок дня с организованными играми и бесконечными трапезами, как ни странно, давал отдохновение.

Они три недели инкогнито ездили по Бразилии, и их редко опознавали; жили они в непривычных, довольно спартанских условиях и в промышленных количествах курили местную траву. Самым ярким моментом этой поездки стало посещение Мату-Гросу, западного района прерий, где гаучо гоняли скот, точно киношные ковбои, что снова вдохновило Джаггера — Ричарда на творчество. Хотели также посмотреть макумбу, местные ритуалы вуду, но на единственную церемонию, куда они попали, прихватив с собой малолетнего Николаса, не допускали чужаков. Николас вспоминал, что то был единственный раз, когда «обдолбанность» взрослых буквально означала, что их долбали настоящими камнями.

Мальчики снова обрели душевный покой, однако Марианна все еще переживала «встряску» — до нее дошли слухи о Мике и Аните на съемочной площадке «Представления», и к тому же она еще не пришла в себя после выкидыша. У нее болело горло; прячась от солнца, она наряжалась в «шляпы с вуалью, длинные платья, что волочились по земле, и высокие красные сапоги» и бродила за остальными «призраком с бронхитом». Словно утешаясь после потери маленькой Коррины, Мик еще нежнее заботился о Николасе, таскал его на плечах, когда тот уставал, проверял, надевает ли ребенок сандалии на пляже, чтобы не порезаться острыми камнями.

И однако, Марианне не удавалось отмахнуться от подозрения, что пламя, загоревшееся во время «Представления», еще не потушено, а Мик по-прежнему «нашептывает Аните на ухо». На самом деле, несмотря на их взаимную экранную страсть, Анита снова обращалась с ним равнодушно, почти презрительно. Она доказала, что и впрямь была «девчонкой на одного», вернувшись из отпуска беременной (хотя доказательство это мало утешило Марианну).

Как ни удивительно, этот неклевейший из всех морских вояжей оставил отпечаток в истории «Роллинг Стоунз». Среди пассажиров лайнера была немолодая британская пара, которая догадалась, что Мик и Кит знамениты, и все десять дней в океане засыпала их вопросами, так, впрочем, и не выяснив, кто они и чем занимаются. «Да ладно вам, — тщетно канючили эти люди, — ну хоть намекните… хоть проблеском».

В память об этих озадаченных спутниках Мик нарек себя и Кита «Проблесковыми Близнецами» — довольно удачный парадокс, если учесть их жизнь под вспышками стробоскопов, но также признание в том, что они двое практически срослись.

История поп-музыки гласит: большинство музыкантов, решивших уволить могущественного менеджера и самостоятельно рулить своей карьерой, оказывались в бардаке крайней степени тяжести. Судебные иски бывших покровителей высасывали из них деньги еще долгие годы, а в результате самостоятельных попыток рулежа карьеры они выруливали в глубокую лужу. Обычно такие истории заканчивались унизительным признанием провала и поспешным наймом консервативных менеджеров, которые подбирали обломки. Единственное за шестьдесят лет знаменитое исключение, известное музыкальной индустрии, — история о том, как Мик выгнал Аллена Клейна, а затем умело управился с наступившим финансовым кризисом, по сравнению с которым битловские денежные неурядицы — просто детский сад. Но даже Мик не полностью одержал победу.

Во многом «Стоунз» как раз и нужен был такой вот нью-йоркский крепыш с сальным зачесом надо лбом и вонючей трубкой. Аванс в 1,25 миллиона долларов, который Клейн выбил из «Декки» в 1965 году, с точки зрения финансовой вознес их над всеми британскими рок-группами, включая «Битлз». К тому же он преобразил экономику музыкальной индустрии, где командовать привыкли звукозаписывающие компании и даже самые знаменитые артисты соглашались на мизерные гонорары и сомнительную бухгалтерию лишь ради чести и славы находиться в студийном стойле. С тех пор власть перешла от компаний к музыкантам.

Славой — или же бесславием — «Стоунз» в основном были обязаны Эндрю Олдэму, а Клейн, очевидно, отвечал за их богатство вне зависимости от роли, которую каждый из них играл в группе. Чарли Уоттс переехал в роскошный коттедж под Льюисом, в Сассексе, где прежде жил юрист и политик лорд Шокросс, — самое то для самоучки Чарли с его коллекцией антикварного серебра и сувениров времен Гражданской войны в США и для Ширли с ее страстью к лошадям. Билл Уаймен отдрейфовал из Пенджа в Геддинг-холл, замок четырнадцатого столетия, окруженный рвом и расположенный под Бери-Сент-Эдмундсом, Саффолк, — бывший электрик стал феодальным помещиком. Даже Брайан, явно не имевший «никаких надежд», нашел 30 тысяч фунтов, чтобы уплатить за Котчфорд-фарм под Хэрфилдом, Сассекс, где когда-то жил Алан Александр Милн.

Но пока только у Мика были разом дома в городе и за городом. За городом он жил в Старгроувз, хаотичной готической груде камня в беркширской деревне Ист-Вудхей; груду навалили аж в шестнадцатом столетии, и принадлежала она эксцентричному аристократу сэру Фредерику Кардену. Мик купил ее одновременно с домом 48 по Чейн-уок за какие-то 25 тысяч фунтов, но и дом, и обширное поместье практически рассыпа́лись, и на ремонт требовалось потратить еще многие тысячи. Его неофициальный агент по недвижимости Кристофер Гиббс рекомендовал не торопиться, тем более что решение о покупке Мик принял на удивление внезапно, как-то среди ночи скатавшись туда на машине с друзьями и прихлебалами, в том числе американским писателем Терри Сазерном.[226] Мик, однако, заявил, что наконец нашел дом «с правильной атмосферой». Сколько бы это ни стоило — а поскольку жил он с Марианной, расходы грозили немалые, — он намеревался вернуть поместью прежнее великолепие.