А еще через полчаса начались неприятности. Сначала поверхность Пустыни, и до того не позволявшая лошадям ступать уверенно, превратилась в настоящее стекло. Причем стекло необычайно твердое и отполированное. Копыта лошадей скользили, не находя достаточной опоры, и мы постоянно рисковали сломать себе шею, вылетев из седла. Нам пришлось идти пешком, ведя лошадей в поводу, и наше продвижение стало очень медленным. Впереди шагал Душегуб, несший на руках Кину, и он был единственным из нас, кто уверенно ступал по черному стеклу, расстелившемуся под нашими ногами.

Солнце взошло через час, вынырнув зеленым приплюснутым шаром из черного зеркала Пустыни прямо впереди нас, и мы сразу поняли, что смотреть вперед совершенно невозможно. Зеленый свет, отражаясь от странно зернистой поверхности, дробился на сотни мельтешащих зайчиков, стремящихся ворваться в зрачки и проникнуть до самого мозга. Душегуб, видимо, знакомый с таким явлением, положил Кину на землю, достал огромный носовой платок, прокусил в нем две маленькие дырочки и, пристроив эту простынку у себя на физиономии, спокойно отправился дальше. Каждый из нас, в меру своих возможностей, повторил прием тролля, и мы с горем пополам последовали за ним.

Самый маленький платочек оказался, конечно, у Фродо, и он немедленно принялся ныть, что у него ничего нет, кроме этой маленькой засморканной тряпочки, в то время когда у некоторых имеются целые чистенькие наволочки, но они никогда не поделятся с бедным маленьким хоббитом, потому что они все жадюги.

Он ныл таким образом до тех пор, пока Эльнорда, видимо, оказавшаяся самой жалостливой в нашей компании, не оторвала здоровенный кусок подкладки от своего плаща и не обмотала голову хоббита замечательной зеленой шелковой маской.

– Есть на свете настоящие друзья! – счастливо вздохнул Фродо, но уже через полчаса он начал ныть, что ему жарко под этим безразмерным колпаком и совершенно нечем дышать.

Мы все чувствовали, что окружающий воздух стремительно нагревается, а поверхность Пустыни начинает прожигать подошвы нашей обуви. Причем, как нам казалось, солнце было здесь совершенно ни при чем. Неумолимый жар струился снизу, словно под этой чудовищной тефлоновой сковородой включили не менее чудовищную конфорку.

И все-таки мы продолжали двигаться вперед!

Первыми не выдержали лошади. Маленькая кобылка Фродо неожиданно громко ржанула, резко дернула головой, вырвав у хоббита повод, и прянула в сторону. Глаза у нее были совершенно обезумевшие, на губах появилась желтоватая пена. Она попыталась поскакать в сторону, но буквально через пару прыжков поскользнулась и грянулась оземь. Ее ржание, последовавшее за этим падением, скорее можно было бы назвать лошадиным воплем. А когда ей, далеко не сразу, удалось все-таки подняться на ноги, мы увидели, что ее бок покрыт волдырями от ожогов.

Неуклюже переступая ногами и мотая головой, она удалялась от нас, не подпуская к себе Фродо и одного из гвардейцев, пытавшихся ее перехватить. Когда расстояние между отрядом и лошадью увеличилось метров до двадцати, она неожиданно стала исчезать с наших глаз, словно растворяясь в воздухе. Мы все сразу же заорали хоббиту и гвардейцу, чтобы те немедленно возвращались, и они, к счастью, послушали нас.

У Фродо появилась новая тема для нытья, но через несколько минут та же история произошла с лошадью Эльнорды и одного из гвардейцев. Эльфийке, правда, удалось удержать повод своей лошади, но она так рвалась, что хозяйка в конце концов вынуждена была ее отпустить. Обе обезумевшие лошади так же пропали без следа.

Следом за этим один из гвардейцев вдруг зарычал низким голосом и повалился всем телом вперед. Мы бросились к нему и подняли конвульсивно извивающееся тело. Его ладони и одна щека – те места, которыми он коснулся земли, были сожжены до мяса, но конвульсии прекратились, к нему пришло спасительное бесчувствие.

Шалай открыл свою сумку и, смазав руки и лицо потерявшего сознание человека какой-то пахучей мазью, перевязал их. Мы уложили несчастного на спину лошади тролля, остававшейся среди всех наших перипетий такой же невозмутимой, как и ее хозяин.

После этого случая нам стало ясно, что касаться поверхности Пустыни другими частями тела, кроме наших обутых ступней, ни в коем случае нельзя. Непонятно почему, но ноги наши страдали от раскаленной поверхности в гораздо меньшей степени, чем вся остальная кожа.

Наконец солнце перевалило за полдень, и его свет начал падать нам в спину. Слепящие зайчики исчезли, и мы смогли снять душившие нас повязки. Но в тот же момент начались видения.

Первое заметила Эльнорда. Она неожиданно остановилась на месте, уставившись неподвижным взглядом вперед, и через секунду громко сказала:

– Смотрите, нас поджидают!

Мы ничего не видели, а хоббит, оглядевшись, пробурчал:

– Нет, подруга, поджидают только тебя…

– Вы что, ничего не видите?! – закричала Эльнорда, продолжая пристально рассматривать нечто впереди себя. – Там же огромный отряд рыцарей Храма!

Мы невольно остановились, но впереди по-прежнему ничего не было.

– Они приближаются! Приближаются на полном скаку! – продолжала между тем вещать эльфийка и вдруг громко крикнула: – Что же вы стоите, они атакуют!

Она выхватила свой лук и принялась стремительно посылать вперед стрелу за стрелой, которые, пролетев метров двадцать, просто растворялись в воздухе. Но Эльнорда считала, что стреляет вполне успешно, на ее прекрасном лице появилась довольная хищная усмешка.

И тогда я прошептал заклинание «короткого сна». Девушка начала валиться на бок, но я был начеку и успел подхватить падающее тело.

Она открыла глаза минут через пять и спокойно высвободившись из моих рук, самостоятельно пошла вперед. И хотя Эльнорда ничего не говорила, я понял, что она прекрасно помнит и атаку закованных в доспехи рыцарей Храма, и свою бесполезную стрельбу.

Следом за Эльнордой странно повел себя Шалай. Он вдруг на ходу поклонился чуть ли не до земли и торжественно сказал:

– Я рад, мой король, видеть тебя в добром здравии! Твои подданные будут счастливы узнать, что ты жив, вполне здоров и возвращаешься на свой престол. Да, в твоем королевстве не все в порядке… да, твоя дочь едет с нами, но, к сожалению, это только ее тело. Нет, мой король, ты почти не изменился за эти двадцать с лишним лет, я прекрасно помню, каким ты был, когда покинул своих подданных…

Я понял, что старый воевода разговаривает с невидимым для нас отцом Кины. Но на его лице было написано такое счастье, а глаза светились такой преданностью, что у меня не поднялась рука развеять окутавшие его чары.

Беседа Шалая продолжалась около получаса, после чего он неожиданно тряхнул головой и с недоумением принялся озираться вокруг.

В этот момент Фродо принялся читать первый монолог Гамлета!

Маленькое меховое существо, размахивая короткими мохнатыми ручками и потряхивая головой, стенало с непередаваемой страстью: