Даже в самом королевстве королевская власть оказывалась беспомощной перед этими итальянскими, провансальскими или каталонскими торговцами: мы уже видели, какие уступки купцы смогли выторговать для себя у государей. Иногда Иерусалимским королям или их наместникам удавалось вернуть себе утраченные права короны, но они так и не смогли добиться отмены самой значимой привилегии — освобождения от таможенных пошлин. Очень часто случалось, что при ввозе товаров в Акру купцы платили всего лишь формальную пошлину (по договору 1190 г. марсельцам полагалось платить один безант из ста за все, что они привезли по морю). И «коммуны» не переносили, когда пытались отнять у них эти привилегии: когда в феврале 1231 г. Фридрих II приказал Филанжиери восстановить право «цепи» (таможенные пошлины) для генуэзцев, те так враждебно отнеслись к этому проекту, что имперский бальи не осмелился применить к ним силу. Эти привилегии без конца возрастали: Конрад II даровал мессинцам вольности, которые в 1255 г. подтвердил папа. Со своей стороны понтифик разрешил купцам Анконы торговать в Акре и по всему королевству, «не платя никаких пошлин на таможне» (28 июля 1245 г.). «Сеньория Иерусалимского королевства» могла только подтвердить эти новые привилегии, а иногда и вынуждена их увеличить: так, в 1257 г. купцы из Анконы получили от баронов королевства задаток в виде квартала в Акре, с церковью, дворцом и постоялым двором, возле моря, пообещав взамен выставлять пятьдесят воинов на защиту королевства. Из-за всех этих налоговых послаблений доходы от таможни («цепи»), не переставая, сокращались: это был уже не тот неиссякаемый источник, откуда в предыдущем столетии Иерусалимские короли черпали деньги для пожалований рент. Если доходы с рынка, хоть и значительно в меньшем количестве, все же поступали в казну, то прибыль от таможни Тира в 1243 г. не превышала 1240 безантов в год (сами сирийцы были освобождены от таможенных пошлин Иоанном де Бриенном).

Потому Латинское королевство постепенно утрачивало прибыль, которую получало в XII в. от международной торговли: потеряв крепости Трансиордании и Синайского полуострова, оно более не могло контролировать караваны, которые ранее были вынуждены платить значительные пошлины. Итальянские или иные купцы все чаще начинали вести себя по-хозяйски во франкских колониях, обедневших из-за их чрезмерных привилегий. Королевство крестоносцев мало-помалу превращалось в королевство купцов.

Эти купцы вели свою, обособленную от прочих франков, жизнь. Большинство из них только от случая к случаю посещали Святую Землю, где лишь несколько их соотечественников проживало круглый год. Дельцы и судовладельцы западных портов могли без ограничений проворачивать торговые операции. Благодаря контрактам, которые они заключали, мы можем познакомиться с механизмом этих сделок. Мы не станем на страницах этой книги анализировать сложные юридические вопросы, связанные с контрактами. В довольно запутанных договорах о фрахте рассматриваются все детали и особо оговаривается груз на борту, что позволяет нам получить ценные сведения о снаряжении судов в плаванье. Редко бывало, чтобы капиталист [capitalist] лично нанимал судно (в 1248 г. Ги Триполийский, Жиль Жеан и Вивальдус Иерусалимский зафрахтовали «Сикард-дю-Сент Эспри», где поместилось 450 центнеров груза и с командой из 40 моряков); чаще они прибегали к услугам посредника, выдавая ему определенную сумму на разные нужды, как в случае с неким купцом, который, приняв в 1243 г. «заказ» на 140 ливров в «royaux coronats», обменял эти деньги на 400 акрских безантов и купил тюк шалонского сукна, которые и взял с собой на «Нуво Парадиз», чтобы получить с них прибыль в Сирии. Этими коммерческими операциями занимался весь мир менял и банкиров, которые иногда получали крупные вклады; но чаще всего подобные вклады брали тамплиеры и госпитальеры; с самого начала они помогали крестоносцам по прибытии на Восток получить на руки наличное золото, согласившись, к примеру, взять в залог землю во Франции, чтобы выплатить сумму с доходов от нее владельцу, когда тот появлялся в Сирии. От того чтобы оказывать услуги банкирам и купцам, их отделял только шаг, и ордена его быстро преодолели. Тамплиеры вновь ввели в обращение вексель, существовавший в эпоху некоторых древних цивилизаций, что позволило торговцам не тащить с собой за море крупную сумму наличности. Кроме того, и тамплиеры, и госпитальеры имели в своем распоряжении корабли, на которых перевозили дельцов и паломников, соперничая в этом с торговыми городами.

Судна каждого города не пускались в плаванье через Средиземное море поодиночке: они покидали порт «караваном», которым руководил один «морской консул» (или несколько), выбираемый из купцов, а не из капитанов кораблей. Этот консул разрешал все споры, возникавшие на борту во время путешествия. Как правило, эти морские поездки совершались дважды в год, в середине августа (осеннее путешествие) и немного спустя после Пасхи (весеннее путешествие). Курьезная деталь: кроме венецианцев, которые имели право в Тире пользоваться мерами емкости, имевшими хождение у них на родине, у всех остальных кораблей изменялся тоннаж на обратном пути. На пути в Сирию, тоннаж судна измерялся по обычаю Генуи» (Пизы или Марселя); на пути домой — по обычаю Акры или Сирии» (725–740 ливров, то есть 230 кг).

Высадившись в Сирии, купцы выходили из подчинения морского консула, чтобы попасть под власть своего соотечественника — местного консула. Отчеты, которые консулы отсылали в метрополию, и марсельские статуты 1255 г. знакомят нас с обязанностями этого административного лица. Как и морского консула, в Марселе его возводил в должность глава коммуны, с одобрения большинства городского совета, который назначал ему советников. Там, куда не назначали консула, марсельцы, если набиралось свыше десяти человек, могли выбрать консулом одного из них. Консул приносил клятву вершить правосудие «искренне, без подлогов и обмана, невзирая на ненависть, любовь или страх, просьбы или подкуп». Приговоры консула, которые считались недействительными без присутствия двух советников и судебного секретаря (предпочитали, чтобы им был государственный нотариус Марселя или, за его отсутствием, корабельный писец, давший присягу), подлежали пересмотру городского совета метрополии, который карал за нарушение консульской клятвы штрафом в 25 королевских коронат и за отказ выполнять консульские обязанности — штрафом в 10 королевских коронат. По возвращении в Марсель на консула могли подать в суд все те, кого он изгнал или осудил, ему надлежало передать на хранение в архив метрополии «картулярий» с отчетом о делах. Таким образом, получается, что консул, хоть и приносил при своем вступлении в должность клятву Иерусалимскому королю, но на самом деле зависел исключительно от метрополии. Некоторые преступления были ему неподсудны, но венецианский бальи подтверждал, что в отдельных случаях грабеж и убийство разбирались в консульской курии (пизанцы, венецианцы и генуэзцы имели своих «консулов и виконтов») в присутствии королевского кастеляна и виконта: такое разбирательство практиковалось в Тире, где венецианская юрисдикция распространялась даже на евреев и сирийцев из венецианского квартала; бальи Марсилио Джиоржио отмечал, что однажды сеньор Бейрута прислал одного венецианца с Кипра, обвиненного в воровстве, на суд венецианского трибунала; в другой раз кастелян Тира поступил так же.