— Что ж. Может, и так.

Людовит ждал, ждал действий викинга. Но тот словно не замечал ни близости оружия, ни того, что они остались одни... Был момент, о котором Олаф долго вспоминал потом в одиночестве, борясь с искушением. И не прогадал. Уже уходя, когда за ним пришли люди князя, он увидел в глазах Людовита сожаление. И так оно и было на самом деле. Ведь за шкурой медведя действительно находилась потайная дверь, за которой наготове сидели два дружинника с обнаженными мечами. Пожалуй, Олаф даже не успел бы зарубить Людовита при всей своей сноровке.

Князь выпустил бы прятавшихся телохранителей, и викин­гу пришлось бы вступить с ними в бой, исход которого был непредсказуем. А там подоспели бы и остальные.

После разговора с Людовитом, Олаф заметил, что наблюде­ние за ним ослабло. Приставленные сторожа выполняли свои обязанности без особого рвения.

Олафу не разрешалось только выходить за стены замка, а в остальном он стал чувствовать себя довольно свободно. Однако он сознавал, что расслабляться не стоит. На глаза порой попадался псарь, провожавший его недобрым взглядом. Если бы норманн встретился ему в укромном месте...

А Ульберт куда-то пропал. И вскоре Олаф узнал, что князь отправился на несколько дней в Мекленбург.

Как-то утром Олаф стоял у зарешеченного окна и смотрел, как дождь заливает землю в том самом огороженном бревенча­тым забором дворике, где несколько дней назад медведь задрал Гуннара. Олафу ясно представилась вся картина: огромный медведь, одуревший от запаха крови и боли, причиненной ему, и Гуннар, сильный мужественный Гуннар, спасшийся после разрушительного шторма у Шетландских островов, когда море поглотило несколько драккаров, выживший после битвы в Йорке, когда англосаксы уничтожили почти всех его товарищей. Гуннар, который...

Теперь все в прошлом. Где они сейчас? Хафтур, Виглиф? Вальхалла, Вингольв, чертоги Одина... Неужели все они там? Огромная толпа мертвецов, которая пирует и готовится к по­следней битве. А Гуннар, оставшийся без меча, мог оказаться у Хель. Дождь, ливший за окном в чужой земле, где многоглавые боги, скрывающиеся в лесах, ждут свои жертвы... Олаф сжал кулаки. Он должен отомстить, должен!

Людовит, этот коварный иноземный ярл, он что-то задумал, но что? Сейчас Олаф пожалел, что не воспользовался пред­ставившимся ему моментом и не попробовал убить князя.

Внезапно он услышал тихие шаги за спиной. Ну вот, при­шли и за ним! Резко повернулся, ожидая нападения. Но вместо вооруженных мужчин увидел девушку, которую часто видел здесь раньше. Она была служанкой у Ягмиры. Приблизившись, девушка что-то быстро сказала, взяв его за руку.

— Чего тебе? — отмахнулся Олаф, подозрительно уста­вившись на венедку.

— Там, там, — она показывала рукой куда-то в противо­положную часть замка.

Олаф, уже понимавший кое-какие слова по-здешнему, по­нял, что ему надо идти с ней. Куда?

— Не бойся, — бормотала девушка, глядя на него своими серыми глазами.

В конце концов юноша решил, что спрятаться от смерти, в каком бы виде она не пришла, ему все равно не удастся и пошел за служанкой, стараясь держаться чуть сзади. Долго блуждая по коридорам, девушка ввела его в какой-то малень­кий проход, пройдя через который они оказались у большой массивной двери, которая была чуть приоткрыта.

Олаф вопросительно посмотрел на свою провожатую, а та, тихо засмеявшись, открыла дверь и втолкнула его внутрь. Олаф, почуяв западню, хотел ударить девушку, но вдруг женский голос, прозвучавший за спиной, заставил отказаться от этого намерения. Он, повернувшись, разглядел в комнате с низким потолком фигуру женщины, которая манила его к себе. Сделав пару шагов, юноша остолбенел от неожиданности. В женщине он узнал... Ягмиру! Она стояла, набросив на плечи длинный плащ, спадавший почти до самых щиколоток. При­ложив палец к губам, Ягмира подошла к нему, положила руки на плечи. Олаф замер, не в силах что-либо возразить. Все это было так неожиданно!

— Норманн... — страстно шептала Ягмира, и ее глаза, устрем­ленные на него, будто затягивали в себя. У Олафа возникло ощу­щение, что он стоит перед пропастью, опасной, глубокой пропастью. И вот-вот сорвется вниз с головой. — Я тебе нравлюсь?

Она бормотала, охваченная лихорадкой любви, он почти ничего не понимал, но догадывался, о чем идет речь. Для того чтобы понять страсть, совсем не нужно быть мудрецом и знать семь языков.

— Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь или твоя богиня Нертус запрещает тебе любить?

Услышав имя Нертус, Олаф напрягся, инстинктивно кос­нувшись амулета рукой. Ягмира прижалась к нему, увлекая на ложе, которое он заметил за ее спиной. Слепым, неловким движением он обхватил ее, почувствовав, что под плащом на ней ничего больше нет. Обнаженное горячее тело задрожало в его руках, и он сам, как в бреду, ничего не мог с собой по­делать, чувствуя неудержимый призыв страсти, первобытный зов плоти... У него до Ягмиры никого не было.

— Норманн, возьми меня! — Ее губы обжигающе коснулись его губ, и Олаф, словно обреченный, крепко сжал ее, оторвав от пола.

— Норманн, безумный норманн!.. — продолжала она вскри­кивать в исступлении.

И Олаф больше ничего не помнил...

* * *

Ночью, забывшись тревожным сном, Олаф попал в некую далекую страну, где стояли каменные дома во много раз выше человеческого роста. Он бродил среди многоязыкой пестрой толпы, удивляясь всему, а жители этой земли приглашали чужеземца в свои дома. Он входил и с ужасом видел, как за столом собирались полулюди-полузвери с головами лошадей, коз, коров. Они пригласили его сесть за стол и отведать их пищи. Ему подали чашку, и он взял ее, чувствуя непомерную тяжесть в руках.

Он хотел приступить к трапезе, но вдруг застыл, словно каменный идол на капище. В чашке лежала человеческая го­лова. Он присмотрелся — это была голова князя Людовита, точь-в-точь какой она была в руках у Рагнара, перед тем как он сунул ее в кожаный мешок...

Голова князя усмехнулась и сказала Олафу: «А мне ведь известен каждый твой шаг, не веришь?» Олаф в замешательстве отбросил от себя чашку, а полулюди-полузвери засмеялись, наперебой крича ему: «Не хочешь нашей пищи? А мы ведь приготовили ее для тебя!..»

Олаф проснулся и долго потом не мог уснуть. Ужасное сновидение отступило, и он вспомнил все, что у него произо­шло с Ягмирой. Его удивило, что она не была девственницей, но он понял, что Рагнар все равно не узнал бы правды, потому как князь собирался убить его и захватить «Око Дракона» со всей добычей.

Ягмира, красивый цветок на краю бездны... Скольких увлекла она и сколько из-за нее погибло? Не было ли и тут замысла князя? Олаф сознавал, что попал в ловушку, из ко­торой трудно выпутаться без посторонней помощи. Ульберт... Действительно ли он хочет помочь ему или преследует какие-то свои цели?

На следующее утро, едва увидев свея, он показал ему, что хочет поговорить. Ульберт кивнул и удалился прочь. Олаф злился, но ничего поделать не мог. Один раз он увидел Ягмиру, которая прошла мимо него как ни в чем не бывало. Вне себя от нахлынувшего бешенства викинг готов был с голыми руками броситься на кого-нибудь из обитателей замка и придушить его.