Ч-черт!.. Что он делает?! Куда рванул?

Он никого не нашел. Специально проехал вдоль всего короткого проспекта, вглядываясь в темные тротуары и газоны. Потом прошел пешком с фонариком. Завернул и прочесал ближайшие пустынные дворы. Никого. Ничего. А был ли мальчик? Или девочка…

Джой стоял на перекрестке — мокрый, измученный, — пошатываясь и потерянно оглядываясь — фонарик хаотично описывал круги по асфальту. И не чувствовал ничего: ни облегчения, ни страха. Ни-че-го. Куда человек делся? Если встал и ушел — хорошо, значит, хотя бы жив… опять же не факт… Если увезли…

— Увезли. Пара возвращалась домой, наткнулась на меня, вызвала «Скорую», та почему-то очень быстро приехала…

— Там вообще ничего не было: ни следов, ни вещей… Я даже некоторое время честно думал — показалось. Джой отвел взгляд. — Хотел так думать.

Разыскивать сбитого он начал с утра. Происшествия. Гаишные сводки. Потом к поискам присоединилась Мария, добивавшаяся «отчего на нем лица нет», и наконец добившаяся. Секретарь внесла элемент упорядоченности. Выяснила, какая «травма» какой больницы в тот день принимала по «Скорой», методично разузнала обо всех поступивших за сутки жертвах дорожных происшествий. Потом так же методично подняла на уши морги. Бесполезно.

— Ну да. Никто же не знал, что это меня машиной задело! Все думали — споткнулась, упала… И сразу в нейрохирургию… Поэтому ты меня и не нашел.

Инга дотронулась до него. Она его еще пытается успокоить!

Джой отдернул руку и отошел к окну.

— Ты поняла, что все это с тобой сотворил я? Травма, кома на полгода…

— Но ты же не специально!

— …а еще струсил и уехал с места происшествия!

— Ты же вернулся!

— Да ты за это время могла три раза умереть! Я столько раз представлял, как истекающий кровью человек ползет по мокрому асфальту, добирается до двери подъезда, стучит, потому что не может дотянуться до домофона или замка… и ему никто не открывает. Спрашиваешь, почему я хотел покончить с собой? Из-за этого… и из-за собственной трусости.

— У-у-у, какое у тебя живое воображение! — Инга обошла его, повернула за напрягшиеся плечи. Заставила взглянуть на себя. — Джой, смотри! Я — не умерла. Это я! Живая! Между прочим, благодаря тебе я вышла из комы! Это ведь ты привел мою душу к моему телу, представляешь, какое совпадение? Благодаря тебе я встала на ноги и вообще здоровая как… как не знаю кто!

— Да, здоровая!

— Да-да. Ну вот, гляди, — она начала загибать пальцы: — Ты вернул мою душу, оплатил мое лечение и продолжаешь платить, что я, не знаю? Ты вытащил меня из хэллоуинской пирушки-заварушки…

Он аж передернулся:

— Не напоминай!

— Это ты не забывай! — неожиданно прикрикнула на него Инга. — Все закончилось хорошо, понял? Нечего теперь терзаться! Я сама тогда сглупила, я же только что рассказывала — встала столбом посреди дороги. Ну ладно, мы оба хороши! Но вот она я — все в порядке, понимаешь? Можешь потрогать!

Он невольно ухмыльнулся:

— Напрашиваешься?

— Да даже настаиваю! — Инга обняла его. Она как будто обволакивала его, и успокаивая, и будоража мягким женским теплом. Шепнула: — Только знаешь, Джойчик, у меня к тебе будет одна большая просьба. На будущее.

— Что?

— Не знакомься с девушками… таким травмоопасным способом.

* * *

Он проснулся среди ночи. Как будто кто-то толкнул его. Или позвал.

Инга сказала: совпадение.

Но разве это было совпадением?

Инга — тогда еще Инсон — сказала, дед постоянно приглядывает за своим потомком. И он был в курсе случившегося. Он и нашел заблудившийся дух девушки, взял под свою опеку, а когда настало время прислал с поручением к нему, к Джою. И он же велел отыскать некое семейное сокровище, для чего нужна лежащая в коме женщина. Чтобы наконец встретились душа и тело…

И чтобы встретились он и Инга.

…Семейная ценность, сказал старик.

Существовало ли вообще это сокровище? И если да, то что это?

Или кто?

Джой приподнялся на локте, разглядывая Ингу. Она спала спокойно, не вскрикивала, не хныкала и не металась. Наверное, ей уже никогда не привидится тот кошмар с налетающей на нее машиной.

И ему — тоже.

Инга спала крепко. Поэтому безо всякого стеснения за собственную сентиментальность он мог обнять ее и шепнуть ей на ухо:

— Ты — мое сокровище…

* * *

Весна.

Мы идем по Центральному парку, оглядываясь, щурясь на солнце и вдыхая аромат цветущей вишни. Джой говорит, в прошлую весну мы тоже гуляли вдвоем, правда, я еще не во плоти… Остается только верить, ведь о своем призрачном существовании я так ничего и не вспомнила.

Да и призраков больше не вижу.

Однажды я засекла Джоя, пристраивающего на краешек скамьи зажженную сигарету. Он смущенно повел плечами, пробормотал: «А вдруг?»

А вдруг, думаю и я.

Я все еще роняю алюминиевые банки на асфальт, за что периодически получаю втык от бдительных старушек: мол, молодежь совсем обленилась, даже мусор нормально донести не может! Я приношу журналы в заброшенную беседку, но куда они исчезают, не знаю. Подозреваю, утаскивает молодняк, вновь начавший в связи с весной там тусоваться.

Я иногда прислушиваюсь к далекому собачьему лаю, гадая, настоящая ли это собака, или до меня доносится голос нашего Потеряшки. Я представляю, как он идет рядом, и ладонь почти ощущает тыкающийся в нее мокрый нос с просьбой побегать или погладить.

Да и Джой временами становится отрешенным, словно вглядывается, вслушивается в то, чего не услышишь и не увидишь.

А вдруг они — странно такое говорить о призраках — выжили? Вдруг они все еще здесь, рядом с нами?

Сегодня банка несколько раз лениво перекатилась по асфальту. Конечно, это мог быть ветерок, но я подпрыгнула от радости. Завтра же обязательно принесу еще!

…Мы проходим мимо художественного музея, и я замедляю шаг, рассматривая афишу, украшенную летящими разноцветными листьями. «Женщина-осень. Выставка художника Андрея Широкого». Имя-фамилия взяты в черную рамочку. Но я улыбаюсь. Спасибо, Лиза!

Из-за необычно ранней и жаркой весны в парке уже открыли летний театр. Правда, на само представление мы опоздали и потому, облокотившись о перила площадки, просто лениво глазеем на неторопливо расходящуюся публику: ну да, тут-то с номерком в гардероб нестись не надо!

Вон храбрый народ уже в летних нарядах! Две солидные дамы в белых легких платьях с множеством оборочек оживленно обсуждают что-то, кивая соломенными шляпками и покачивая белыми сумочками на цепочках. Они поднимают головы, улыбаются и неожиданно машут нам рукой. Я машинально машу и киваю в ответ, еще не вспомнив, где я их раньше видела.