Боссерт был разочарован. Он готовился передать послание президента о его решительном настрое и необычайно теплых отношениях с президентом Си.

Мюллер и Куорлз молчали до конца февраля. Дауд подумал, что они умышленно тянут время. Наконец Куорлз позвонил Дауду и назначил встречу на 14:00 в понедельник 5 марта в офисе Мюллера.

Помимо Мюллера и Куорлза в кабинете находились еще три прокурора.

Дауд пришел вместе с Секуловом и еще одним адвокатом. Вскоре стало ясно, что у них были разные ожидания по поводу встречи.

«Что ж, — сказал Мюллер, — я думаю, на этом все».

«О чем вы говорите? — спросил Дауд. — Где вопросы?»

«О каких вопросах идет речь?» — сказал Мюллер, лавируя, словно игрок в покер в середине игры.

«Джим сказал, что нам дадут вопросы».

«Какие вопросы? — снова повторил Мюллер. — Мне показалось, что вы не собираетесь давать показания».

«В таком случае точно нет».

«Знаете, — сказал Мюллер, — я ведь могу получить повестку для дачи показаний перед большим жюри».

«Ну так валяйте, получите ее! — не выдержал Дауд, хлопнув рукой по столу. — Жду не дождусь, когда смогу подать это гребаное ходатайство об освобождении от обвинений. Я хочу услышать, что за преступление вы назовете окружному судье. Хочу, чтобы вы наконец-то объяснили!»

Дауд сказал, что Мюллер получил все материалы, которые хотел. «Мое ходатайство будет касаться всего, что мы вам передали, включая показания всех 37 свидетелей. И включая все документы на 1 400 000 страницах с информацией о самых секретных разговорах президента. Я хочу, чтобы вы рассказали судье, зачем вам нужна повестка для дачи показаний перед большим жюри. Которая, кстати говоря, никогда в истории страны не выдавалась в отношении президента. И еще, кстати говоря, в истории страны со времен Томаса Джефферсона не было президента, который пошел бы на такую прозрачность.

Хотите войны? — продолжил Дауд. — Хорошо, вы получите войну. Я передам президенту, что вы угрожали ему вызовом для дачи показаний перед большим жюри: “Господин президент, если вы не дадите мне показания, я вытащу вашу задницу в суд, чтобы вы свидетельствовали публично перед большим жюри. Мы устроим слушания”. Между прочим, Боб, вы до сих пор не представили никаких доказательств большому жюри. Я хочу послушать, как вы объясните это федеральному судье, почему ни одно из доказательств до сих пор не было представлено перед его большим жюри».

Дауд считал, что все доказательства содержатся в показаниях свидетелей и документах. А такого рода доказательства в очень редких случаях представляются большому жюри.

«Джон, все в порядке», — сказал Мюллер, пытаясь успокоить Дауда.

«Боб, вы угрожали президенту Соединенных Штатов вызовом для дачи показаний перед большим жюри при том, что он не является предполагаемым обвиняемым. И тем более не является объектом расследования. Он, черт побери, всего лишь свидетель. И я скажу об этом судье. На сегодняшний день, 5 марта 2018 г., на нем не лежит никакой уголовной ответственности. Ничего такого. И я скажу судье, что не позволю вам играть с президентом в кошки-мышки, пытаться подловить его на том, что он что-то не помнит, — это не преступление. И, Боб, я просил вас. Вы хотели сотрудничества. Говорили о взаимных интересах. Так давайте расскажите мне, где этот ваш сговор? И не тычьте пальцем в ту чертову встречу в июне. Это курам на смех», — сказал Дауд, ссылаясь на встречу Дональда Трампа-младшего с российским юристом в Trump Tower.

«Ничего нет. Никакого сговора. Воспрепятствование правосудию? Это смешно. Флинн? Но Йейтс и Коми не считали тогда, что он солгал. И кстати, он сообщил — это указано в служебной записке юрисконсульта Белого дома, — что, по словам агентов, его дело закрыто. Я имею в виду, что Флинн тогда не считал, что совершает что-то противоправное. Абсолютно».

Дауд продолжил: «Я с нетерпением жду возможности прочитать ваши бумаги. Но мои бумаги будут первыми. И кстати, вызовите меня повесткой. Я приму ее».

«Джон, — сказал Мюллер, — я не пытаюсь вам угрожать. Я просто рассматриваю возможности».

Дауд вернулся к примиряющему тону: «Другая возможность — дать мне вопросы. Наши отношения построены на взаимном доверии. Мы доверяем вам, парни. Вы доверяете нам. И мы никогда вас не подводили. Боб, вы же хотите установить истину, какой бы она ни была? Мы тоже считаем это важным, поэтому стали сотрудничать с вами».

Дауд решился на экстраординарный шаг. «Парни, у меня нет от вас секретов, — сказал он. — Мы говорили с президентом по поводу дачи показаний. Знаете, на что это было похоже?» Он назвал три вопроса из тех, что задал Трампу во время репетиции в Белом доме. На третий он не знал, что ответить, сказал Дауд. «Он просто начал нести отсебятину. Такой у него характер».

Дауд заметил, что Мюллер жадно ловит каждое его слово.

«Джей, — обратился он к Секулову, — ты будешь за президента. Я — за Мюллера. Окей?» Они разыграли сценку допроса. Дауд задал вопрос. Секулов дал ответ в классическом стиле Трампа — придуманный на ходу, полный противоречий, голословных предположений и обвинений, в негодующем тоне. Секулов отлично справился с ролью. Это был Трамп в чистом виде.

«Попался! Есть 1001! — воскликнул Дауд, хлопнув ладонью по столу. Он ссылался на параграф Кодекса США, устанавливавший ответственность за предоставление любых ложных сведений государственным органам. — Попался, 1001!»

Дауд задал Секулову, который по-прежнему изображал Трампа, еще один простой вопрос.

«Не знаю, — сказал Секулов. — Не знаю. Не знаю».

«Джей, — спросил Дауд, — сколько раз он сказал нам “не знаю” во время нашего разговора?»

«О, с десяток или все 20».

«Боб, — обратился Дауд к Мюллеру, — вот о чем я говорю. Вы хотите, чтобы я сидел рядом с президентом и он на ваш третий вопрос наговорил бы кучу дерьма, а потом по моему совету твердил бы, что ничего не знает и ничего не помнит. Он скажет вам “не помню” 20 раз. И я уверяю вас, Боб, что он действительно не помнит. Если хотите, я приведу сюда генерала Келли, и он тоже подтвердит, что президент ничего не помнит. И это вполне объяснимо. Все эти факты и события — всего лишь незначительные эпизоды в его жизни». И все это было по большей части в начале его президентства.

«Он вдруг стал боссом. На него обрушилась лавина информации отовсюду, включая СМИ. Тонны информации, каждый день. На самом деле я просто не хочу, чтобы он выглядел идиотом. Я не хочу, чтобы он сидел перед вами и вел себя как идиот. Потому что запись беседы обязательно просочится в СМИ — в Вашингтоне все просачивается в СМИ, — и эти парни за рубежом скажут: “Мы же говорили вам, что он идиот. Мы же говорили, что он чертов тупица. Как можно иметь дело с таким идиотом? Он не помнит даже элементарных фактов о своем директоре ФБР”».

Дауд осознавал, что только что выставил президента «очевидно недееспособным».