Владимир Буковский, писатель, диссидент

В России прежде всего очень важным фактором всегда была и остается инерция. Инерция и апатия, русские «авось» и «небось», «да как-нибудь переживем», «да оно само без нас рассосется», то есть конформизм людей, самооправдание, что все само собой как-нибудь разойдется, а служить надо вечному, – все это сохраняло режим, способствовало его поддержанию. (стр. 351)

Но системные сбои в самом основании советской конструкции становились очевидными. Тиски слегка разжались. Сила ослабла, уступая место бюрократической регламентации. Что до идеологии, то всепобеждающее учение уже давно было дискредитировано самим ходом и образом жизни, а кроме того, закрепившимися в обществе ценностями потребления и чуть приоткрывшимся внешним занавесом. Сравнение не оставляло иллюзий. Надо было что-то с этим делать.

Геннадий Бурбулис, Государственный секретарь РСФСР, первый заместитель Председателя Правительства РСФСР (1991–1992)

Я настаиваю, что именно «империя» – термин, наиболее глубоко и точно характеризующий жизненную необходимость перемен. В 1965 году начинаются Косыгинские реформы. Но в 1968 году Прага; и сложившаяся политическая ситуация закрывает реформы. Все сосредоточиваются на том, чтобы силой удержать социалистический лагерь. А в 1982 году наиболее образованные руководители Госплана составляют чрезвычайную записку в Политбюро, в которой объясняют, что у советской экономики нет никаких ресурсов и нужно принимать неотложные меры. Наконец, 1985 год, когда Михаил Горбачев в условиях уже буквального понимания необходимости срочных мер объявляет о перестройке, гласности, демократизации. (стр. 270–271)

Марксизм, а особенно ленинизм учит нас, что политика есть всего лишь концентрированное выражение экономики, и в устройстве последней следует искать корни политических триумфов и напастей. Экономический уклад советской системы базировался на собственных неповторимых и принципиальных особенностях. Первая особенность – уничтожение инициативы и личной заинтересованности в результатах труда.

Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)

Первое – сталинская политика коллективизации, которая сломала хребет российскому селу, а оно всегда было основой страны в экономическом и социальном смыслах, в определенной степени даже в политическом смысле. И после этого сельское хозяйство уже не поднялось… И дальше это выразилось в том, что страна, особенно по мере того, как уровень жизни все-таки рос, хотя, конечно, очень скромными темпами, все больше садилась на иглу зависимости от импорта зерна и продуктов питания. (стр. 291–292)

Вместе с сельским хозяйством было разрушено ментальное основание частной заинтересованности и утрачены возможности личной инициативы всякого из субъектов хозяйства.

Сергей Станкевич, государственный советник РСФСР (1991–1992), советник Президента Российской Федерации (1992–1993)

…У нас была подавлена вот эта креативная часть, которая могла бы что-то выдумать, организовать, обеспечить прорыв. В условиях советской экономики такой возможности не было: креативная часть полностью подавлялась, загонялась в лагеря по экономическим статьям или эмигрировала. (стр. 19)

Вторая неповторимая особенность – принципы построения структуры и управления экономическим хозяйством страны.

Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)

И второе – сталинская же политика индустриализации. Не сама по себе индустриализация, но то, как она была проведена… Так и возникла жесткая плановая административная система. Казалось бы, такая модель чисто теоретически была абсолютным совершенством. Госплан, Госснаб – они четко задавали, что нужно произвести и куда поставить (разумеется, в меру точности и технологичности расчетов)… Сколько на самолет нужно винтиков и гаечек, сколько на винтик нужно стали, а чтобы произвести эту сталь, нужно столько-то руды, чугуна… И вот так вся эта цепочка ходит по кругу. Идеальная модель, но есть один недостаток – это люди. Вот эта сволочь, потребитель, – он хочет делать выбор сам, а на этом все рушится, вся система ломается… Она идеально работает – знаете где? В ГУЛАГе… (стр. 292–293)

Наконец, сама структура экономики страны, сориентированная на что угодно, но не на интересы собственных граждан.

Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)

Плановой системе очень мешают граждане, а в остальном она практически идеальна. И эта система, в общем-то, с косметическими изменениями просуществовала до конца 1980-х годов. (стр. 293)

Юрий Прокофьев, член Политбюро ЦК КПСС (1990–1991)

У нас же был очень тяжелый экономический контур. Что это значит? Примерно 85% – это была тяжелая промышленность и оборонка и 15–20% – производство товаров народного потребления. По существу, у нас был мобилизационный характер экономики, экономики военного времени. (стр. 235)

Сергей Станкевич, государственный советник РСФСР (1991–1992), советник Президента Российской Федерации (1992–1993)

Памятником той эпохи у нас осталось 64 тысячи танков на 1999 год. 64 тысячи – я повторяю эту цифру. В 5 раз больше, чем у Соединенных Штатов Америки на этот период! Все они так и пошли на переплавку, не дождавшись своего часа, глобального столкновения, к которому готовились. Две трети экономики Советского Союза работало напрямую на оборонный комплекс. Ни одна экономика, даже более прочная, чем советская, не выдержала бы такого испытания. В итоге мы зашли в тупик 1980-х годов и начали трудный поиск выхода. (стр. 16–17)

Все это осложнялось крайней негибкостью и неспособностью изменяться, адаптироваться к внешним условиям и вызовам.

Обнажившиеся пороки экономического уклада предрешили дальнейший печальный исход. И его неизбежность. В том числе и политическую.

Владимир Буковский, писатель, диссидент

…Это была безумно богатая страна, и сколько они ее бессмысленно ни грабили – все равно богатства оставались. Подумайте сами: если бы кто-нибудь решил ввести коммунистическую систему в Швейцарии, она бы обанкротилась через месяц. (стр. 352)

Андрей Нечаев, министр экономики Российской Федерации (1992–1993)

…Именно проблемы в экономике породили и социальные проблемы, которые в общем неизбежно и привели к тому, что подавляющая часть населения страны оказалась не готова жить при том режиме, при той системе, а в конечном итоге при той власти, которая у нас была. (стр. 290)

В середине 1980-х годов советская экономика получила целую серию тяжких ударов, после которых оправиться уже не смогла. Причем большая часть из них была нанесена собственным политическим руководством.