сказал, что он сюда обязательно вернется, соберет подорожник, засушит и сдаст в аптеку — подорожник всегда принимают. И чагу. Но чагу надо знать, где она чаще растет, вокруг города уже всю пооббивали, а далеко нужен мотоцикл с люлькой. А еще он сказал, что, по слухам, скоро в больнице начнут принимать чертовы пальцы, из них какие-то настойки станут делать или порошки для ран. Я сказал, что про чертовы пальцы не знаю, а в Канаде, например, колорадских жуков сдают по весу, из них потом выжимают кислоту для чистки труб. Федька сказал, что это правильно, если бы у нас такое разрешили, он бы за лето на мопед накопил. А то у нас жуков полно, а принимать их никто не хочет, а они мерзкие, их курицы и те не жрут. Зато у нас спитой чай принимают, а у него бабка накопила целый мешок, но сдавать не разрешает. Я не понял, зачем ей такая заварка. Федька ответил, что бабка такой использованный чай запаривает в липовом корыте и держит в получившемся настое ноги, это помогает от сосудов, от усталости и вообще от всего, но рано или поздно он этот мешок утащит.

Мы шагали вдоль бесконечной старицы; отсюда был хорошо виден город на холме, над холмом восходило многоэтажное белое облако, похожее на Эверест, я давно заметил, что в Чагинске самые красивые облака. Они с утра сосредотачиваются над Ингирем, собираются в дирижабли, холодный воздух, текущий с Волги, толкает их на север, они замирают перед чагинским холмом, а потом, собравшись с силами, взлетают над горой как с трамплина. И уже на высоте расслаиваются, разбегаются стайкой или проливаются дождем. Я сказал, что скоро может пойти дождь, но Федька, взглянув на холм, ответил, что пойдет вечером, вот послушай. Чуга действительно бурчал животом и скреб когтями. Жрать сильно хочет, пояснил Федька. А все кошки перед дождем часов за пять начинают жрать, готовят запасы на время непогоды, а вдруг две недели дождь продолжится.

Федька сказал, что устал и тоже хочет жрать. Из дома мы ничего не взяли, думали, что быстро обернемся. А аппетит нагулялся. Федька сбегал на картофельник и притащил два куста мелкой синеглазки, сказал, что так делать не надо, но мы в безвыходной ситуации, поэтому нам разрешается. Развести костер и запечь. Федька копал яму, я собирал дрова. После весеннего разлива вокруг стариц осталось полно сушняка и бересты, набрал быстро. Федор достал из кармана зажигалку. Ту самую, с помощью которой чуть не сжег в прошлом году стог, с американским орлом. Зажигалка ковбоев, путешественников и мотоциклистов. Я спросил, как он ее отыскал в том самом стогу, а Федька сказал, что зажигалка с виду бронзовая, а на самом деле из нержавейки, а достал он ее магнитом, а магнит выбил из сгоревшего мотора. Дрова покидали в яму, подожгли. Сушняк горел быстро, угли получались мелкие, что надо, мы сидели вокруг костра, подкидывали сушняк и земляные комья.

Я рассказал про Фредди Крюгера, а Федька про Кристину. Что Кристина украла у него пластиковые часы. То есть не наверняка украла, но подозрение есть.

Я возразил, сказал, что вряд ли это Кристина, а Федька ответил, что я плохо ее знаю, летом она хорошо прикидывается, а зимой совсем другая.

Зимой она злющая. У нее шубы нормальной нет, так мать ей свое пальто перешила. А техничка в школе это пальто узнала и рассказала, над Кристиной все смеяться стали. Кристина побесилась денек, а потом стала в этом клетчатом пальто нарочно ходить как дура. Ходит и от этого бесится. От всего бесится, Федька ей хотел подарок сделать — купил варежки из верблюжьей шерсти, и вот эти варежки она носить отказалась, колются, видите ли. А от них и тепло, и польза — если, например, спать в таких носках, то спишь гораздо лучше. А она бесится, а, между прочим, никто не виноват, что у Кристинки папаша был алкоголиком, а потом сбежал…

Костер прогорел, мы покидали в золу картошку, засыпали сверху землей и снова развели огонь, но уже не такой сильный, чтобы жар получался равномерный.

Федька неожиданно завелся и стал ругать Кристину еще сильнее. Что у него по математике проблемы начались, он попросил, а она послала, а ей бы это ничего не стоило. Можно подумать, самая умная, а у самой с головой хоть не балуйся — лунатичка!

Я в это совершенно не поверил, Кристина не была никакой лунатичкой, у лунатичек другие глаза, моя троюродная сестра лунатичка. Не то чтобы заядлая, по крышам не бегает, но в целом на учете состоит. Но Федька утверждал, что все равно лунатичка, и мать привязывает ее к раскладушке брезентовыми ремнями. Ей один врач из дурдома посоветовал от лунатизма сочинения писать — чтобы мозг утруждался и по ночам гульбы не требовал, так Кристина целых две пачки бумаги испортила.

Федька рассказывал про Кристину, а мне было почему-то очень хорошо это слушать. Я знал, что Федька врет или придумывает, но это все равно было здорово. Чуга в ведре лежал спокойно, так что я понадеялся, что он умер сам по себе, но он мяукнул.

Есть хотелось, и мы не дотерпели, разгребли золу и выковыряли из нее картошку. Она получилась как всегда: с одного бока подгоревшая, с другого — сырая, но все равно вкусная.

Наевшись картошки, отправились дальше. В месте, где старица впадала в реку, через протоку была перекинута жердь, по ней выбрались на берег.

Мне казалось, что пора и приступить, но Федька никак не мог определиться с местом: то круто ему было, то как-то не так, то течение слишком сильное, то мелко. Потащились вдоль реки. Я изрядно устал, но Федька все пер и пер вперед. Если честно, не думал, что Федька будет маяться с котом, а вот оказалось. Впрочем, Федька уверял, что дальше полно удобных мест.

Но на глиняном выходе сидели пацаны, подманивали на горох подлещиков. Федор сказал, что поблизости нельзя, если узнают, что мы пришли кошку топить, настучат нехило, потому что живодеров не любят. Лучше за поворотом.

За поворотом был каменный выступ, булыжников много и крупные, но Федька сказал, что камни не дело, могут Чугу ушибить, лучше насыпать в мешок песка — так и мягко, и надежно, надо на вторые пески идти.

До вторых добрались через час, свалились на теплый песок.

Я спросил, почему кота назвали Чугой. В честь Чагинска? Федька ответил, что Чагинск здесь ни