9. Со всем тем он помнил, что царь – его сын; потому с него и довольно было обеспечить однажды приобретенную власть на время своей жизни; однако ж он тщательно остерегался расторгать ту связь, которою привязал Годунов патриарха к милости царя, или подавать своему преемнику случай к освобождению себя от подчиненности его потомкам.

Но наконец царь Михаил от всего сердца наскучил тем игом, под которым находился, и не очень-то горевал, когда закрыл глаза старый патриарх, с досады и огорчения на плохой успех затеянного им предприятия на Смоленск. Как пишет русская летопись, царь выбрал ему в преемники тихого и простоватого игумена по имени Иоасаф, а по кончине его, возложил этот сан на человека с такими же достоинствами, Иосифа: оба они соглашались на все, что считал за благо царь.

10. Но когда последний умер, во время малолетства царя Алексея Михайловича, духовенство нашло хитрого и предприимчивого мужа с высоким и гордым духом для возведения на патриарший престол[186].

Этот старался привести величие своего сана опять в то положение, как было во время патриарха Филарета, объявил притязания на все преимущества, какие имел тот, гнал и теснил иностранцев, которых начинал слушаться царь, присвоил себе неограниченную власть во всех духовных и многих гражданских делах и получил уже так много значения и доверия в народе, что царь не осмелился низложить его своею властью, а созвал для этой цели Собор в Москве, и, из боязни, чтобы его духовенство не стало пособлять скорее своему верховному пастырю, чем соблюдать выгоды своего государя, он должен был с большими расходами выписать в Москву каких-то низложенных восточных патриархов.

Эти патриархи были совершенно такого же разбора, как и их предшественники, давшие согласие на патриаршество в России: они не хотели остаться непризнательными к тем огромным деньгам, какие царь издержал на них, и довели своею властью это дело до того, что патриарх, по предъявлении Собору обвинительных статей против него, был лишен сана и заключен в монастырь неподалеку от Москвы.

11. Потом царь Алексей возвел на патриарший престол одного простоватого старичка, от которого не мог опасаться никакого беспокойства: он, как и все его преемники, держался этого правила постоянно, при всяком упразднении патриаршего престола. Оттого-то и вышло, что последующие Патриархи хотя и пользовались наружною почестью и уважением, также очень значительными доходами, но в политических делах почти совсем не выдвигались вперед, оставались в страдательном положении и вполне подчинялись воле своих государей.

12. Так, последний патриарх Адриан, умерший в 1702 году, смотрел совершенно спокойно, как Петр I сажал в монастырь сестру Софью, как приказывал казнить жестокими муками многих священников и монахов, сделавшихся участниками в ее происках или по крайней мере очень свободно рассуждавших об его поведении; как брал колокола с церквей для возобновления потерянной при Нарве артиллерии; удостаивал дружеского обхождения и доверия еретиков, по постам явно ел мясо, безбоязненно нарушал и другие церковные уставы; как стриг бороды русским, заставлял их носить французское платье и вводил бесчисленное множество других обычаев, которые были ужасом для русских, особливо для духовенства.

13. Несмотря на то что русские цари, благодаря долгому упражнению, уже изучили искусство так сдерживать патриаршескую власть, что она не могла причинить никакого ущерба государевой, Петр I, во избежание разных случаев, считал гораздо вернее и выгоднее для своих намерений уничтожить совсем этот сан и так направить духовенство, чтобы оно никого не признавало своим верховным епископом, кроме своего государя.

Выгоды, которые вышли бы тогда для него, были так явны, что ему нечего было колебаться долго. И так это решено скоро. Затруднение состояло лишь в том, как начать дело. Духовные приступали к нему всеми силами, все просили занять патриарший престол и делали ему страшное описание несчастия, могущего произойти в стране от мешкотности в этом деле.

Петр, хоть и замечал, что опасность не так еще велика и что духовенство придает излишнюю важность этому делу, однако ж не знал, как отвязаться, и жадно искал человека, который вывел бы его из затруднения и принял на себя управление духовными делами.

14. Незадолго перед тем один русский из простого звания, Талицкий, изучивший в Москве книгопечатание, тайно завел в деревне печатню и обнародовал книжечку, в которой доказывал, что Петр – Антихрист, потому что стрижением бород позорит образ Божий, приказывает резать и распластывать людей по их смерти, попирает церковные уставы и другие, какие только есть, вводит нелепости. Талицкого скоро открыли и, в награду за его труд, сжили с бела света.

А творение его взялся опровергнуть один монах, львовский уроженец по имени Стефан Яворский, незадолго перед тем пришедший в Россию поискать себе счастья. Труд его, правда, вышел так плох, что он стал бы посмешищем для всей Европы. Одно из самых главных доказательств, почему Петр не Антихрист, выводилось из того, что Антихристово число 666 никакой каббалой нельзя было составить из имени Петра.

Но в стране слепых и кривой – царь: это произведение так понравилось Петру I, что он велел распространить его посредством печати, а Яворского назначил Рязанским епископом. А так как Яворский сверх того имел свободный дар слова, в состоянии был написать проповедь на иезуитский лад, при том умел и подделываться, заявляя притворно слепое повиновение всем приказаниям Петра, то этот и подумал, что нашел в нем не только способного человека, но и такое орудие, которое без противоречия позволит себя употребить для исполнения его намерений, и в такой уверенности, объявил его экзархом, или наместником патриаршества.

15. Однако ж Петр скоро заметил, как обманулся он в этом человеке. Да и действительно, ученость его простиралась не дальше того, как обыкновенно доходит она в папистских монастырях в Польше. Но зато в иезуитских училищах он так крепко вбил себе в голову папистские правила о преимуществах духовенства и его независимости, что всего меньше мог помочь Петру в исполнении его намерений, которые совершенно противоположны были вышесказанным правилам.

На самом деле он не прямо, но сильно перечил его намерениям, особенно касательно намерения убавить лишнего богатства у церквей и возвратить духовных к умеренности, требуемой их званием, так что, пока он был жив, это дело не состоялось; однако ж поступал при том так осторожно, что нельзя было сделать ему никакого упрека в этом случае.

Несмотря что этот образ его действий для Петра I не остался тайной, царь все-таки давал ему это почувствовать тем только, что холоднее прежнего обходился с ним: эту необычайную мягкость нельзя приписать ничему другому, кроме нежелания Петра обнаруживать преждевременно свои намерения немилостью к Яворскому, в отраду и утешение старинным православным русским сердцам: он оставил его на месте до тех пор, пока не пришел в совершенную зрелость новый порядок церковного управления, над которым он между тем трудился с Прокоповичем.

16. Этот человек, умерший в прошлом году в Петербурге архиепископом Новгородским, проживал в монашеском звании в Киевском Печерском монастыре, когда Петр посетил эту обитель после Полтавской битвы.