В молодости он обучался не только в польских училищах, но и в Риме, да и совсем другим образом, нежели как обыкновенно проходят свое учение его земляки: при его честном и прямодушном нраве, а также остром и живом уме, те благочестивые обманы (piae fraudes), которые он заметил в Италии, внушили ему такой ужас к папству, что он не мог о нем говорить без душевного волнения, чему, может быть, пособило также и чтение протестантских книг, которые он ставил очень высоко и не задумывался отдавать им предпочтение пред большинством его церковных Отцов[187].

Кроме того, он отличался такими добродетелями, которые обыкновенно тоже не составляют общей принадлежности духовенства: чрезвычайною скромностью, так что его надобно было силой тащить во все почетные занимаемые им мало-помалу должности, совершенным бескорыстием и пылким желанием содействовать благу отечества, даже и на счет выгод духовенства. Петр тем еще больше привязался к этому монаху, что встретил у него совершенно те же мнения о порядке церковного управления, какие сам он старался распространить в своем царстве, и нашел в нем волю и готовность честно помогать ему в том.

Но так как шведская война была еще в полном разгаре и было бы не вовремя начинать такое щекотливое дело, то Петр I не хотел поднимать шума, оставил Прокоповича в Киеве и довольствовался тем, что вел с ним постоянную переписку об этом деле. Когда же он окончил поход в Поморье, сделал путешествие во Францию, уладил отречение своего царевича и благодаря тому несколько поуспокоился, тогда призвал и Прокоповича в Петербург под предлогом устройства училищ в монастыре святого Александра. Он назначил его игуменом этой обители[188] и условился с ним о новом образе управления, который хотелось ему ввести для своего духовенства.

17. Для приготовления к этому умов народа издано в свет сочиненное Прокоповичем небольшое рассуждение под названием «Первосвященник»[189], в котором с такою же большою ученостью, как и основательностью, доказывалось, что первые христианские императоры постоянно удерживали за собою первосвященнический сан, носимый их языческими предшественниками, пока, наконец, Римские папы нашли способ выманить его у них вместе с соединенными с ним преимуществами и присвоить себе; при этом в то же время внушалось, что в христианском государстве главный надзор за духовными делами не может принадлежать никому другому, кроме государя.

18. Вскоре потом Петр I объявил, что на будущее время сан и титул патриарха, как слишком заносчивое и никакому подданному не приличное достоинство в России, совершенно отменяется, а духовные дела вперед будут под ведением и наблюдением Правительствующего Синода, состоящего из одного президента, двоих вице-президентов и нескольких советников и заседателей под верховным надзором государя.

Как скоро составился этот Синод, ему был прислан на рассмотрение Духовный Регламент[190] и по именному повелению одобрен и отдан в печать [в 1719 г.], несмотря на Яворского (который объявлен был президентом, но в первом же году и умер), делавшего много возражений против него.

19. В этом Регламенте вполне утверждено учение о зависимости духовенства от правительства страны, уничтожены все церковные льготы и преимущества, сделаны разные полезные постановления для монастырской жизни, запрещено много суеверных вероисповедных обрядов, разобраны некоторые сомнения относительно проклятия и церковного повиновения, тайна частной исповеди (in specie sigullum confessionis) ограничена так, что духовник не может молчать о заговорах против государя, мятежах и других государственных преступлениях, если такие будут открыты ему на исповеди, а должен доносить о них под страхом наказания за государственную измену.

Это сочинение, конечно, мастерское произведение в своем роде, заслуживает прочтения с начала до конца и заключает в себе все перемены, сделанные Петром I относительно церковного благочиния. Оно было напечатано в Германии, почему и не нужно будет в подробности передавать его содержание. Для образца я приведу только постановление о монастырях [1721 г.].

20. Сначала между многими другими правилами, клонящимися к сохранению доброго порядка и приличия в церквах, в особенности предлагается монастырям, чтобы они отправляли Богослужение с должным благочестием и благоприличием, для чего в каждом монастыре должно находиться по крайней мере 30 монахов, а где нет такого числа их и, стало быть, эта конечная цель не может быть достигнута, монастырь должно обратить в приходскую церковь и училище, монахов, живших в нем до того времени, развести по другим монастырям, которым недостает требуемого числа их.

Но затем всем игуменам и настоятелям монастырей внушается, под страхом тяжкого наказания, не принимать в монастырское звание без особенного указа ни одного дворянина, ни кого-либо, служащего в государственной службе, ни приказного писца, ни безграмотного, ни несовершеннолетнего, никакого мещанина, ни крестьянина.

Так как в этот список входят все русские подданные какого бы то ни было звания и, следовательно, никому не дозволяется идти в монастырь, кроме тех вдовых священников, которые, по уставу Греческой Церкви, не могут больше продолжать свою должность, монастыри же, в которых нет по крайней мере 30 монахов, должны быть закрыты, то, в случае точного соблюдения такого постановления, число монастырей в России в продолжение, 30 лет естественно уменьшилось бы до того, что во всей этой стране не осталось бы более 10 таких, которые считалось бы полезным сохранить из особенных видов.

Но, по кончине Петра I, исполнению этого предначертания не дали дальнейшего хода и не заботились о нем, как и о многих других введенных им полезных учреждениях в духовных делах.

21. Вслед за введением этого нового образа духовного управления и связанных с ним распоряжений Петр I ни о чем не прилагал столько стараний, как о том, чтобы вывести свое духовенство из прежнего невежества. В начале его царствования духовенство было гораздо грубее, чем оно было в Европе в самые темные столетия папской власти.

Проповедовать было у него решительно не в обычае. Кто мог читать и писать да умел точно соблюдать церковные обряды, тот имел все нужные требования не только для священника, но даже и для архиерея. Да если еще при том он составил себе известность строгой жизнью, а от природы награжден был окладистою бородой, то слыл за отличное духовное лицо.