Внизу раздался стук дверного молотка. Фидо вздрогнула.

На этот раз горничная сообщила о приходе некоей мисс Смит.

Фидо недоумевающе наморщила лоб.

— Не думаю, что я знаю…

— Хелен Смит, просила она сказать, — недовольно проворчала горничная, отводя взгляд.

Фидо так поспешно сунула письмо под стопку книг, что смяла его края. У нее перехватило горло, мелькнула мысль притвориться, что ее нет дома, но это только отсрочило бы разговор, и потом… «Ты жалкое ничтожество, трусиха!!»

— Я спущусь в гостиную… Нет, пожалуй, проводите ее сюда.

Эту гостью лучше принять в деловой обстановке.

— Сюда?

— Да, я же сказала.

Оставшись одна, она старалась успокоиться и выровнять дыхание.

Когда в кабинете появилась Хелен, Фидо поняла, что ожидала увидеть сломленную женщину, возможно, побитую, если не раскаявшуюся. Но Хелен сияла улыбкой и была одета в эффектное красное платье с пышными оборками.

— Ты выглядишь очень модной, — сказала Фидо, чувствуя, что фраза прозвучала мрачным упреком.

Она забыла предложить гостье присесть и поймала себя на том, что играет с ножиком для бумаг, будто пребывающая в нерешительности Макбет.

— Отправляюсь за границу! — весело объявила Хелен.

Ну конечно! И все-таки услышать это было больно.

— Куда именно? — Наверное, в Бельгию или в Италию, но наверняка не во Флоренцию; опозоренный старик не откроет дверь такой дочери.

— А это важно? — Хелен кокетливо склонила рыжую голову.

Фидо откашлялась.

— Лично для меня нет…

— И мне это безразлично, — небрежно пожав плечами, заверила Хелен.

Значит, куда бы она ни отправилась, это будет полусвет. В каждом городе найдутся дамы с сомнительной репутацией, которым не на что жить, кроме как выигрывать в карты или рассчитывать на покровительство джентльменов. «Могла ли я спасти ее? — думала Фидо, чувствуя острую боль в сердце. — Если бы я была умнее, тверже и сильнее?» Она пыталась говорить серьезным тоном владелицы «Виктории-пресс».

— Твоя ситуация действительно…

Но ее прерывает удивленный смех.

— Фидо, прощаешь ты меня или осуждаешь, но ты никогда меня не понимала!

Фидо пораженно смотрела на нее.

— Ты всегда воспринимала меня как романтичную и сентиментальную Эмму Бовари, тогда как на самом деле все намного проще, — спокойно, будто речь идет о погоде, объяснила Хелен. — Я всегда искала развлечений. И когда не находила их, то мне трудно было играть роль добродетельной супруги и примерной матери, это правда! Но значит ли это, что хуже меня никого и на свете нет? В конечном счете все мы — потомки обезьяны!

Фидо не нашла слов против подобного философского вывода.

— Мы… Мы — дети Божьи, — наконец выговорила она.

Хелен уперлась руками в край стола.

— Ну а если сам Господь вложил в меня эту неуемную страсть, то пусть он за это и отвечает, разве это не справедливо?

В комнате повисла тягостная тишина.

— Но я пришла не для разговоров, — деловито добавила Хелен.

— За чем же?

— За деньгами.

Это слово вызывает у Фидо одышку. Оно редко произносится в ее кругу; люди предпочитают говорить «средства», «вознаграждение», «ресурсы».

— Адмирал… Конечно, если ты скромно попросишь… как мать…

— Если забыть о том, что я больше не в состоянии выносить унижения, — сухо прервала ее Хелен, — в его глазах я уже не мать его детей. Разве ты не знаешь, что он считает меня ошибкой, которая пятнадцать лет назад вкралась в его расчеты при женитьбе? Мне передали, что мне нельзя появляться в его доме даже для того, чтобы проститься.

Только сейчас, да и то на мгновение, в этих голубых глазах Фидо замечает влажный блеск.

— А почему ты обращаешься за деньгами ко мне? — запинаясь, спросила Фидо.

— Потому что у меня нет ничего, кроме того, что можно выручить за несколько украшений, — рассудительно объяснила Хелен. — Теперь до конца моих дней мне всегда придется добывать средства на жизнь тем или иным способом.

— Но почему? Я подумала… потому что я чувствовала себя обязанной поступить так… в суде.

Хелен щелкнула крышкой изящных часиков.

— Хотя тебя, вероятно, очень утешило бы, если бы мы упали друг другу на грудь, обмениваясь признаниями, обвинениями и рыданиями, боюсь, у меня нет для этого времени.

— Я только хотела знать, почему именно у меня? — упрямо повторила Фидо.

— А у кого же еще? — Хелен внимательно рассматривала ее. — В конце концов, ты была первой.

Фидо взяла себя в руки. Хелен коснулась ее больного места.

— Ты же ничего не забыла, — сказала Хелен, сложив руки на груди. — Готова поклясться, что ты помнишь каждую ночь гораздо отчетливее меня.

Фидо не может вздохнуть.

В улыбке Хелен таится что-то страшное.

— Мы были такими юными, — прошептала Фидо.

И снова язвительный смех.

— Ну, при этом достаточно взрослыми, чтобы понимать, что у нас на уме.

— Мы никогда про это не говорили.

Хелен равнодушно пожала плечами.

— Нужды не было, поэтому я и щадила твою щепетильность. Но, кажется, сейчас настало время называть все своими именами.

Фидо с трудом сглатывает.

— После всего, что я перенесла по твоей вине, ты занимаешься вымогательством?

— Дорогая моя, я смотрю на это намного проще, — заверила ее Хелен. — Поскольку ты первая склонила меня изменить моему супружескому долгу…

— Нет, — прошептала Фидо. Она не могла вынести мысль, что между ею и мужчинами, которые совратили Хелен, может быть какое-то равенство. — Это было… не то же самое. — В кабинете такая напряженная атмосфера, что, казалось, вот-вот искры посыпятся. — Если мы никогда об этом не говорили, то только потому, что слова способны все исказить, извратить. Для этого… Это невозможно выразить словами.

Хелен нетерпеливо передернула плечами.

— Я бы сказала, что мы получали удовольствие, как и любые другие дети природы. А сейчас так уж случилось, что кто-то должен за это заплатить. Поскольку ты первая завладела мной — за много лет до других, — то ты и должна заплатить, не так ли? — Она выжидала. — Разве ты не предпочла бы сама это сделать?

Слезы капали на руки Фидо, на стол, на бумаги. Она безмолвно кивнула и неловко нащупала перо.

— Я выпишу тебе чек в мой банк.

— Я предпочла бы наличные.