26 декабря 1915 г. приказом командующего флотом Балтийского моря была создана жандармская команда Або-Аландской шхерной позиции в составе одного офицера и 30 нижних чинов[1008]. Это была первая мотоциклетно-велосипедная часть корпуса жандармов. Как и Свеаборгская жандармская команда, она была включена в состав Финляндского жандармского управления и находилась под командой подполковника В. И. Ковалева, ранее 8 лет отслужившего помощником начальника жандармской команды порта Александра III[1009]. Або-Аландская позиция, располагавшаяся на Аландских островах на юге Финляндии, была крайне важна для флота, так как являлась его передовой маневренной базой. Она была прикрыта 23 артиллерийскими батареями. 29 февраля 1916 г. приказом начальника Морского генерального штаба была сформирована конная жандармская команда при управлении Моонзундской позиции, ключевой серии береговых батарей, прикрывавших вход в Рижский залив. Штат команды состоял из двух офицеров и 15 нижних чинов[1010]. Оперативно она была подчинена Эстляндскому жандармскому управлению. Руководил Моонзундской жандармской командой ротмистр Ф. А. Кудржицкий, знавший специфику работы и с 1914 по 1916 г. служивший помощником начальника жандармской команды Морской крепости Петра Великого[1011]. Таким образом, к весне 1916 г. все крупные русские военно-морские сооружения на Балтике имели свои жандармские структуры. Разраставшиеся недовольства на флоте, которые были более масштабными и чувствительными, чем в сухопутной армии, были обеспечены строевыми подразделениями, призванными наводить порядок.

Таким образом, к концу декабря 1915 г. – началу февраля 1916 г. желаемого решения вопросов о контрразведке и о военной агентуре Белецкому достигнуть не удалось – оба были отложены по причине сопротивления руководства армии. Однако на третьем направлении – в расследовании обстоятельств так называемого военного заговора – были достигнуты определенные результаты. 31 декабря 1915 г. сотрудник заграничной агентуры «Вебер» представил Красильникову сообщение, которое последний немедля совершенно секретным донесением направил на имя директора ДП МВД Кафафова. Его важность была столь велика, что в январе 1916 г. Белецкий лично встретился с дворцовым комендантом Воейковым и подробно обсудил с ним настроение в войсках[1012].

Представляется необходимым привести полностью текст документа:

«В армии существует крепкое ядро офицеров, имеющее твердое основание в Петрограде и особенно солидную опору в Москве, желающее и организующее государственный переворот и способное провести его. Оно работает бок о бок с партией социалистов-революционеров, отчасти с социал-демократами (РСДРП) и солидаризируется и систематически поддерживается кадетами. Вожаки этих групп вполне согласны в целях и средствах и находятся в прочном постоянном сношении. Особенно сильная поддержка, как указано выше, существует в Москве. Цель: установление действительно конституционной монархии с великим князем Михаилом во главе, согласным будто бы на очень значительные уступки, которые уже сформулированы. Царствующий государь должен быть устранен от престола в подходящий момент. Общество и армия будут приветствовать перемены, а дворцовый круг будет задавлен и обессилен. В проведении плана уверены. Обеспечено содействие некоторых крупных генералов. Об изложенном в верхах партии С.Р. говорится как о чем-то неизбежном. Все это будто бы лишь вопрос времени. W»[1013].

Агент Weber (Вебер) занимал пост руководителя 2-й Парижской группы содействия партии социалистов-революционеров[1014]. Под этим псевдонимом скрывался елецкий мещанин Николай Петрович Селиванов, проживавший в Париже под фамилией Шебельский (Шабельский) и являвшийся секретарем В. Л. Бурцева. Вебер также часто бывал в Лондоне, где являлся вторым агентом департамента полиции и одновременно работал на Скотланд-Ярд[1015]. В 1914 г. Селиванов окончательно переехал в Лондон и работал в российском правительственном комитете по приемке военных заказов на заводе Виккерса. Расследовавший работу заграничной агентуры В. К. Агафонов отмечал глубокие познания Селиванова в военных вопросах[1016]. Вероятно, в силу близости к армейской проблематике и соответствующим кругам именно ему поручили разработку информации о заговорщицких тенденциях в среде офицерства.

В ключе донесения Вебера нельзя считать случайным совпадением тот факт, что многие из тех военных, которые оказывали сопротивление Белецкому осенью – зимой 1915 г. (Бонч-Бруевич, Потапов, Мочульский) заняли впоследствии высокие посты в Красной армии и в целом у большевиков. Так, например, Потапов с июля 1917 г. сотрудничал с военной организацией Петроградского комитета РСДРП, в ноябре 1917 г. – мае 1918 г. был начальником Главного управления Генштаба, а в июне 1918 г. стал членом Высшего военного совета[1017]. Мочульский в 1918 г. добровольно вступил в ряды Красной армии[1018].

Через три недели пришло еще одно важное сообщение. 19 января 1916 г. сотрудник заграничной агентуры Пьер утверждал, что находившийся в составе специальной русской военной миссии в Париже офицер Преображенского полка П. А. Веденяпин в частном разговоре утверждал, что в гвардии якобы существует группа офицеров, решивших активно поддержать общественность в случае конфликта с правительством[1019]. Это сообщение Белецкий также приказал немедленно довести до сведения Воейкова, а уже 22 января Пьер получил прогонные в размере 1023 руб. и выехал в Петроград, где поступил сначала в непосредственное распоряжение вице-директора Смирнова, а потом начальника Петроградского охранного отделения Глобачева[1020]. В феврале барон Штакельберг (агент Пьер) был направлен на секретную работу в Главное артиллерийское управление Петрограда[1021], в комиссию, занимавшуюся снабжением русской армии амуницией[1022]. Учитывая известные трения между руководством ГАУ и политизированным ЦВПК, имевшие место осенью 1915 г., а также сильную личную неприязнь между начальником ГАУ Маниковским и ставленником оппозиции военным министром Поливановым[1023], направление Пьера именно в ГАУ было явной ошибкой его куратора – Глобачева. К слову, способности шефа столичной охранки как розыскника и организатора секретно-агентурной работы невысоко оценивались еще в довоенные годы[1024]. Несмотря на то что конкретных компрометирующих данных на руководителей предполагаемого военного заговора Пьер собрать не смог, он добыл дополнительную информацию, которая была изложена в новом отчете.