Выжившие, значит, была надежда.

Кади почувствовала, как вместе с ним оборвалось и что-то внутри нее.

В ту ночь погибло семьдесят три человека, выжили только трое.

Сердце Кади бешено колотилось в груди, пока она цеплялась за последнюю надежду.

Она искала «выживших при падении Акрона» и просмотрела результаты: «Лейтенант Дж. Коммандер Герберт В. Уайли, Ричард Э. Дил, помощник боцмана второго класса, и Муди Э. Эрвин, авиационный кузнец второго класса».

Никакого Джеймса Уитакера Гудвина-младшего.

Тело Кади застыло, но сердце бешено колотилось. Глаза скользили по тексту, пытаясь переставить светящиеся слова в другой итог. Кади крепко зажмурилась, сознание наполнилось звуками падения. Двигатели взвыли, прежде чем заглохнуть, жуткая тишина повисла на одно ужасное мгновение, прежде чем корпус корабля ударился о воду. Она слышала визг и стон ломающихся стальных костей «Акрона», треск заклепок, скручивание рамы, выплеск горячего, как кровь, топлива, когда корабль поглотило море.

Под закрытыми веками Кади видела Уита в океане, его длинные, сильные руки гребца рассекали волны, как весла, стараясь держаться над водой, его горло горело соленой водой и бензином. Он будет искать своих товарищей, пытаться помочь, сначала придвигая годные обломки другим, а себе приберегая напоследок. Сколько ему потребуется времени, чтобы понять – никто не придет? Понять, что вся его молодость, мускулы и мужество не могут сравниться с нестареющей, неутомимой, несравненной силой океана. Узнать, что океан глотает криль и героев одинаково.

И это Кади сказала ему пойти туда. Точно так же, как она беспечно слушала рассуждения Роберта об атомной структуре. Точно так же, как написала предсмертную записку Билхи. Когда Уит говорил о воздушных кораблях, Кади думала об опасностях войны, об опасности, исходящей от внешнего врага.

Она никогда не думала о трагедии в мирное время и не представляла себе врага столь простого, как буря. Как может семьсотпятидесятифунтовый дирижабль упасть из-за погоды? История солдата должна была закончиться совсем не так – не несчастным случаем. И все же глупость любого, кто полагается на постоянство ветров, высокомерие людей, которые надеются одержать верх над Фортуной в ее небесах, была внезапно, фатально очевидна.

Кади ошибалась в суждениях гораздо хуже, чем Уит, поскольку у нее была привилегия смотреть в будущее. Она спокойно слушала, как Уит описывал способность воздушного корабля защищать Тихий океан от нападения, ведь она узнала о Перл-Харборе в шестом классе. Никакие дирижабли не помешали тому дню, который будет жить в бесчестье. Дирижабль, какой дирижабль? Она едва понимала значение этого слова, пока Уит не объяснил ей. Она пыталась защитить его, но не от той опасности; она хотела спасти его, но не от той судьбы. Еще одна ошибка в расчетах. Конечно, «Акрон» погиб в катастрофе, программа «Легче воздуха» провалилась, и дирижабль-авианосец исчез – как раз вовремя для нападения японцев. Как раз вовремя для последнего открытия Роберта Оппенгеймера.

С тех пор как ее брат покончил с собой, Кади лелеяла несбыточную мечту, что если она сможет вернуться в прошлое, то сможет изменить историю. Что ж, она только что получила еще три шанса и все их упустила.

«Может быть, именно это их и объединяет, – подумала Кади, – несчастье встретиться со мной». Она познакомилась с тремя людьми в поворотный момент их жизни – не тот момент, который принесет им счастливый конец, а тот, который приведет к их гибели. Ее проклятие – сидеть в первом ряду их жизненной трагедии, но не иметь возможности ее остановить.

В лучшем случае она оставалась беспомощной, в худшем – послужила спусковым крючком. Почему Бог, или Вселенная, или ее собственный извращенный разум заставил ее пройти через такое? Снова. Зачем размахивать перед ней возможностью искупления только для того, чтобы отобрать?

Она провела пальцами по волосам. Руки коснулись шеи, пальцы наткнулись на шрам. Пятисантиметровый гребень на шее, как раз под левым ухом. Это разом обрушило на нее те воспоминания, которые никогда не сотрутся полностью из памяти.

Сердце забилось так же, как и в ту ужасную ночь. Она точно знала, почему это происходит с ней. Почему Вселенная выбрала ее для встречи с этими тремя призраками?

Чтобы наказать.

Это воспоминание всегда давило на нее, как вода на плотину. Всякий раз, когда Кади прикасалась к шраму, в стене, которую она построила, открывалась крошечная течь. Но сейчас она была слабее, и течь превратилась в волну, унося ее назад к той ночи в прошлом году.

Она думала, что ей снится сон, когда первый раз услышала звук вспарывающего что-то мягкое лезвия. Кади не просыпалась толком, пока холодный металл не коснулся ее шеи.

– Эрик? – Она дернулась и вскрикнула от острого укуса в шею.

– Ш-ш-ш… – Брат наклонился над ней в темноте и притянул ее голову обратно на подушку за волосы.

– Ой! Что ты делаешь? Перестань! – Она пнула его ногой из-под одеяла.

Эрик застонал от огорчения и зашипел сквозь зубы:

– Лежи спокойно.

– Что ты делаешь? – Руки взлетели к голове, чтобы отпихнуть его, и она обнаружила, что вцепилась в собственные распущенные волосы, а кончики пальцев стали влажными от темной крови. – О боже! Ты меня порезал?

– Волосы. Я должен отрезать тебе волосы. Ты должна мне позволить. – Голос Эрика дрожал от паники, но действовал он осмысленно и решительно.

Он забрался на нее сверху, чтобы удержать на кровати, прижал локтем ее плечо и схватил еще одну прядь. Она увидела в его руке кухонный нож.

– Остановись, Эрик, что ты делаешь? – Кади изворачивалась и извивалась под ним.

– Они узнают тебя по волосам.

– Эрик! Эрик! Эрик! – Она звала его по имени снова и снова, пока они боролись, пытаясь привести в чувства.

Это был не ее брат, это был маньяк. Старший брат, который утешал ее после приснившегося кошмара, сам стал таковым. Его руки, похожие на плети растений, которые раньше баюкали и несли ее, теперь прижимали к матрасу с ужасающей силой. Вместо привычной рассеянной улыбки он скалил зубы, как зверь. Даже сейчас Кади не могла поверить, что сражается с человеком, которого любит и которому доверяет больше всего на свете.