Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первой вошла мама, у Кади перехватило дыхание от одного только взгляда на нее. Не только потому, что мать выглядела обезумевшей от беспокойства, но и потому, что ее светлые волосы теперь были выкрашены в такой же, как у Кади, рыжий цвет.
– Мама?
– Милая! Как ты себя чувствуешь? – Мать бросилась к кровати, отец последовал за ней.
Она поцеловала Кади в щеку так сильно, что ей стало больно.
– Да, все в порядке, я в порядке… – Видеть страх на лице матери было мучительно больно.
Было время, когда она страстно желала, чтобы мать больше смотрела на нее, обращала внимание, окружала заботой ее так, как и Эрика. Но сейчас Кади отдала бы все, чтобы избавить мать от этого выражения. Это было новое давление – быть единственным ребенком, последним.
– Мама, прости меня.
– Не извиняйся, – сказал отец, гладя ее по волосам. – Как ты себя чувствуешь?
– Я в порядке. Мне уже лучше. И еще, папа, у тебя же в эти выходные выезд с партнерами… Мне очень неудобно. Не надо было приезжать. Здешние врачи слишком остро отреагировали, они даже не должны были тебе звонить.
– Наша единственная дочь в больнице, попробовали бы они, черт возьми, не позвонить, – огрызнулся отец. – Прости.
– Нам сказали, что ты была с психологом. Это так? – спросила мать, и на ее лице отразилось беспокойство.
– Это всего лишь социальный работник.
– Зачем тебе понадобился соцработник?
– Он мне не надобился. Это просто процедура. – Кади повторила ложь насчет утренней таблетки.
Когда она закончила, мать сжала ее руку.
– Кади, ты же знаешь, если тебе нужны контрацептивы, мы с отцом поддерживаем твое решение.
– Я знаю, просто я ошиблась. – На глаза Кади навернулись слезы: историю она, может, и выдумала, а вот стыд был настоящим. – Простите, что напугала.
– О, милая, не волнуйся. – Мама покачала головой и тепло обняла Кади. – Я здесь, и мы заберем тебя домой.
– Что? Нет! – Кади оттолкнула ее. – Я не хочу домой. Мне не нужно домой.
Отец шагнул вперед:
– Пирожочек, ты упала в обморок, у тебя сотрясение. Тебе нужно восстановить силы.
– Нет, это всего лишь небольшое недоразумение. Я просто приболела, и все. И я пропустила экзамен по психологии, так что мне нужно наверстать упущенное…
– Ладно, мы поговорим об этом позже.
Внезапно на пороге появился едва не задыхающийся Никос:
– Каденс, я пришел, как только смог стряхнуть родителей… О, здравствуйте! – Он остановился, увидев ее мать и отца, стоящих по обе стороны кровати, уставившись на него. – Как невежливо с моей стороны вот так ворваться. Я Никос Николаидес, а вы, должно быть, мистер и миссис Арчер.
Он пожал руку ее матери, которая была ближе всех, потом подошел к отцу и добавил:
– Вчера вечером ты была воплощением здоровья.
Кади съежилась.
– Ты был с ней вчера вечером? – сказал отец сквозь стиснутые зубы.
Он не заметил протянутой руки Никоса – судя по выражению его глаз, он был слишком занят мысленным удушением. Никос продолжал болтать, ничего не замечая.
– Да, мы танцевали под джаз, представляете?
Кади вздохнула:
– Никос, мне кажется…
– Кем ты себя возомнил?! – Слова вырвались из отца, его лицо стало ярко-красным.
– Простите? – Никос в замешательстве вскинул брови.
– Ты пользуешься моей дочерью и даже не проявляешь к ней уважения, чтобы воспользоваться защитой?
– Папа!
Никос скривился, как будто его только что ударили:
– Прошу прощения?
– Эндрю, ты не помогаешь, – сказала мать.
– О, нет? Прости меня, Карен, но кто-то должен заступиться за нашу дочь. – Тон отца был едким.
Никос стоял, моргая, совершенно сбитый с толку, и Кади взяла инициативу в свои руки:
– Никос, мне очень жаль, спасибо, что пришел, но мне нужно побыть с родителями наедине. Типа прямо сейчас.
– Конечно, – ответил Никос, возвращаясь к реальности, но все еще не понимая, что происходит. – Миссис Арчер, мистер Арчер.
Он кивнул каждому, прежде чем повернуться к Кади:
– Я позвоню тебе позже?
Кади отчаянно закивала, желая, чтобы он просто ушел:
– Уходи, пожалуйста.
– Тогда ладно. – Никос неловко попятился из комнаты, щелчком захлопнув за собой дверь, оставив их троих стоять ошеломленно, молча. Напряжение пронизывало воздух в больничной палате, как запах дезинфицирующего средства, и гул медицинского оборудования был единственным звуком в комнате, отсчитывающим каждую неловкую секунду.
После выписки из УМС мать настояла, чтобы Кади отдохнула в ее гостиничном номере в Чарльзе, а не в своей комнате в общежитии. Кади едва сумела подавить восторг от этой идеи. Ей было необходимо держать родителей подальше от соседок по комнате, да и сама Кади не горела желанием с ними видеться.
Только когда ее родители нажали разные кнопки в лифте отеля, Кади поняла, что они остановились в разных комнатах. Первым был этаж ее отца; мать придержала дверь лифта рукой, пока он обнимал Кади на прощание.
Теперь, убедившись, что с ней все в порядке, он неохотно возвращался в домик партнеров. Двери дважды пытались закрыться, прежде чем он ее отпустил. С матерью Кади он не попрощался.
Это был первый раз, когда Кади остро ощутила их расхождение, даже если никто этого не признавал.
Кади вспомнила, как сильно ссорились ее родители во время болезни Эрика. Даже когда Эрик был в университете, он оставался неиссякаемым источником напряжения в их доме. Различные взгляды родителей на его лечение кристаллизовали несовместимость в их личностях, и каждый чувствовал, что ставки были слишком высоки, чтобы идти на компромисс. В конце концов они сосуществовали в доме, обитая в разных местах, как соседские кошки с различными территориями; ее отец сидел в кабинете наверху, иногда он смотрел телевизор в их спальне после ужина, в то время как мать сидела до поздней ночи за кухонным островком, водрузив очки для чтения и щурясь на ноутбук, где у нее всегда было открыто несколько вкладок с форумами по поддержке шизофреников. Если отец спускался выпить стакан воды, мог начаться скандал. Они по очереди начинали его. Кади мысленно прокрутила один из таких скандалов, подслушанных в гостиной.
– О, опять новички-медики-точка-ком? – начал отец.
Мать не удостоила его взглядом.
– Его беспокоит респиридон. Я смотрю, не было ли у кого-нибудь еще подобных реакций и кто может порекомендовать альтернативные варианты.