Он поспешно встал из-за стола и как-то неуклюже откланялся ему, по-новому. Совсем исчезла его почтительность былая. В поклонах было насмешки больше, а то, пожалуй, издевки тонкой. И он ушёл со своими людьми, вслед за ним ушёл и Сапега.

Матюшка же остался с казначеем. И думный дьяк был здесь же. Тот хлопал ресницами, моргал, и на него он не глядел. А казначей сутулился обиженно.

И как-то пусто стало в его хоромах.

Уже по привычке Матюшка смерил их грозным взглядом, что-то пробурчал, отпустил их и тут же в сердцах крикнул: «Где же там князь Семён-то!»

Но тот сейчас ему не нужен был. Он встал и сам из-за пустого стола. За ним намеревался он по-новому решать все государевы дела: в совете с ближними и польскими друзьями.

Но всё разрушил принц, младенец…

— Виват, виват!.. Да здравствует король! Да здравствует принц Казимир!..

Весь этот день гуляли ландскнехты по лагерю. Пахолики вопили от восторга, стреляли в воздух из мушкетов. И было выпито немало вина. Все были навеселе, но благодушны, хотя и пьяны. Только кабак на радостях у Илейки разнесли. Да ещё разбили две-три купеческие лавки у персов, их невзлюбив уже давно за красные тюрбаны, так здорово похожие на те, что носят турки тоже.

И князь Роман погулял вовсю с полковниками и ротмистрами. Залез он даже на стены Тушинского городка и сам салютовал из пушки холостыми выстрелами под пьяные вопли гуляк и канониров.

* * *

Димитрий, хотя и был раздражён на гетмана, заявился сам к нему в его избу. Там никого не оказалось из полковников. И они поскандалили наедине, схватились на повышенных тонах. Да так, что челядь князя Романа трепетала, прислушиваясь к их крикам за стенами избы. Дрожала та, когда из них кто-нибудь гремел голосом, и всё о том же, о Зборовском…

— Пан гетман, ты ждёшь, чтобы твоего полковника там уничтожили!

— А твоей милости что?! Ты только водку глушишь!

— Ну хорошо, оставим! — поморщился Димитрий, скатился до уступки. Задетый этим, он пробурчал: — Ты пьешь не меньше! И снова он повысил голос, заговорил о деле: — Вер-немея, однако, к главному! Кто из твоих полковников знаком со шведскими военачальниками, их генералами?

— Будило!

— Не-ет, не пойдёт! Кого-нибудь попроще! — отмёл Димитрий сразу же весельчака и кутилу, когда-то бывшего хорунжего. — Заслать лазутчиков, поднять мятеж в войске де ла Гарди бы надо!

— Это не так просто, — возразил князь Роман и стал поглаживать бородку, чтобы отвлечься этим, успокоиться, и сам же недоумевал, из-за чего заговорил так зло и резко с этим «цариком»…

— Если бы просто было, то я не пришёл бы к тебе! — с сарказмом произнёс Димитрий, заходил вольно по избе, стал разглядывать его вещи. Зачем-то переложил с места на место палаш, пощупал кожаное седло, лежавшее на лавке подле двери, и пару раз щёлкнул пальцами о панцирь. И тот ответил глухо, а он прислушался, чему-то ухмыльнулся.

И князь Роман опять чуть не вспылил от этого. Вот так царь всюду сует свой нос, творит, что хочет, в чужой избе тоже.

— Государь, здесь я гетман! Я принимаю решение: кого и какие силы куда послать! — не сдержался, взвинтился он от этой его бесцеремонности, и взгляд его голубых глаз затянулся дымкой. — Ты пишешь Сапеге, распоряжения даешь, и всё через меня! А он уцепился там за курятник, как петух какой-то!

— Ты забываешься, пан гетман! Ты здесь на моей земле, в моей отчине! Всего лишь гетман! Вот! — состроил Димитрий ему кукиш, как делал когда-то Пахомке.

От этой его выходки брови у князя Романа поползли на лоб, всё выше, выше, оголяя, от растерянности, удивлённые глаза.

А у Матюшки вдруг потянуло что-то в животе, и какое-то напряжение собралось в узел. От него уходила власть, он это чувствовал. Не раз уже он ругал сам себя нещадно за то, что позволил когда-то разочек гетману, вот этому строптивому потомку Гедимина, сказать словечко против своей воли. И вот допустил, не удавил в зародыше.

Рожинский поиграл желваками, что-то пробубнил, согласился послать на помощь Зборовскому ещё тысячу гусар.

И Матюшка ушёл от него, пустой, взмок под кафтаном, но победителем. Сыграл, сыграл он с ним в сильника и не уступил ни в чём ему.

* * *

В Ростове, в городе, подвластном царю Димитрию, Сапега и Будило с гусарами остановились на постоялом дворе. Закончив переговоры с воеводой и городским головой о фураже, кормах для войска, они уселись с ними за стол, обильно уставленный закусками. Затем, после застолья, к удивлению русских, Сапега переоделся в обычный гусарский наряд, чтобы не выделяться среди своих же гусар. А Будило натянул на себя его гетманский плащ, знак гетманского права и власти судить и миловать по войску. На его шапке закачалось и страусовое перо. В нём тоже была власть общества из рыцарей, товарищей по духу. Обменялись они даже сапогами. Он натянул сафьяновые, красные, чтобы сразу же бросаться в глаза, всем своим видом сбить кого-то с толку.

— Куда это? — полюбопытствовал воевода, заинтригованный их маскарадом.

— До Иринарха!

— А-а! — протянул тот, поняв всё сразу же.

Будило подкрутил вверх усы, чтобы выглядеть по-настоящему гетманом, и расхохотался: «Ха-ха-ха! Ну и зададим же мы головоломку мудрецу с Руси! Ха-ха!.. Хо-хо! Кха-кха!.. Давай и твой палаш!» — нахально потребовал он и личное оружие Сапеги, хотя палаш у того ничем не отличался от его собственного.

Всё перекочевало на его фигуру. И он, чуть-чуть ниже ростом, чем Сапега, с чего-то сразу раздался в плечах, не так заходил даже, держал руки не так и странно приседал, расхаживая вольной походкой. И вот теперь, когда они переоделись и он напялил на себя всё с плеча гетмана, с ним вмиг произошла разительная перемена.

В чём тут было дело, Сапега не мог даже понять. Но во всей фигуре полковника, завзятого кутилы, чувствовалась фальшь, как у актёра, втесавшегося играть не свою роль.

«Не то!» — так заключил он, с ухмылкой рассматривая его в своём гетманском наряде, под голубым плащом с крестами по оборкам.

Они вдоволь похохотали, выпили ещё пива, чтобы не мучиться жаждой в дороге, и вывалились весёлой гурьбой из воеводской избы во двор, где пахолики уже держали под уздцы их лошадей. Вскарабкавшись на них, они ещё позубоскалили, устраиваясь удобнее в сёдлах, затем выехали за городские стены. И там Сапега дал шпоры своему аргамаку, поскакал впереди всех.