В себя Джудит пришла минуту или две спустя, и первым ее ощущением была тошнота. Потом она поняла, что находится в каком-то незнакомом, сверкающем и переливающемся месте. Чей-то раздраженный голос громко причитал:

– Глупости! Ничего подобного! Это духота так на нее подействовала! Какое несчастье! Совершеннейшая нелепость! Никогда не слыхал ни о чем подобном. Лишиться чувств в Павильоне! Право слово, чертовски неловкая ситуация! Ни за что на свете я бы не хотел, чтобы это произошло.

Мисс Тавернер узнала голос, почувствовала, как на лоб ей легла чья-то холодная рука, и содрогнулась всем телом. Всхлипнув, она открыла глаза и обнаружила, что смотрит прямо в лицо своему опекуну. Несколько долгих мгновений она молча глядела на него, а потом с благодарностью пробормотала:

– О, это вы!

– Да, это действительно я, – ровным голосом негромко произнес Уорт. – Вам станет лучше уже через минуту. Не пытайтесь встать.

Она нашарила его руку и крепко сжала ее.

– Прошу вас, останьтесь. Пожалуйста, не уходите и не оставляйте меня здесь одну.

Он ласково накрыл ее руку своей. На лице графа появилось любопытное выражение, словно он изрядно чему-то удивился.

– Вам не о чем беспокоиться, – сказал он. – Я никуда не ухожу, но хочу принести вам бокал вина.

– Не понимаю, как я могла лишиться чувств, – совершенно по-детски сообщила Джудит. – Такого никогда еще со мной не случалось. Но я не знала, что делать, и…

– Вы лишились чувств из-за духоты, – перебил ее он, и в голосе его прозвучали решительные нотки: похоже, он не хотел, чтобы она сказала что-нибудь лишнее. Граф отнял свою руку и встал. – Сейчас я принесу вам освежающий напиток.

Мисс Тавернер, проводив его взглядом, попыталась привести в порядок свои мысли и чувства. Оказалось, она лежит, вытянувшись во весь рост, на софе в Желтой гостиной регента и сам регент находится здесь же: хмурый, растерянный и недовольный. Она с трудом села и опустила ноги на пол, хотя голова ее при этом неприятно закружилась. Теперь она более-менее ясно могла припомнить события, предшествовавшие обмороку. Впрочем, как здесь оказался Уорт, она по-прежнему не знала; равным образом Джудит не могла взять в толк, почему она, словно испуганная маленькая девочка, цеплялась за его руку. Она заговорила, изо всех сил стараясь сохранить самообладание:

– Я должна попросить у вас прощения, сир, за то, что причинила вам столько хлопот. Я оплошала самым постыдным образом.

Чело регента прояснилось.

– О, что вы! Ничуть! Никоим образом! Смею предположить, в комнате было чуточку жарко. Но теперь вам уже лучше, вы не будете возражать, если я вновь закрою окно?

Оглядевшись по сторонам, Джудит заметила, что полосатые занавески были отдернуты, а створки одного из высоких окон распахнуты настежь.

– Конечно, сир. Я уже вполне пришла в себя.

Регент поспешил к окну и закрыл его.

– Ночной воздух исключительно обманчив, – строго заявил он. – А я подвержен простуде. Уорт проявил поразительное небрежение… однако я умолкаю, будем надеяться, ничего плохого не случится.

Она согласилась, уронив раскалывающуюся от боли голову на руку. Регент взирал на нее с несомненной тревогой, вслух выразив пожелание, чтобы Уорт поскорее вернулся. Мисс Тавернер выглядела очень больной, и, если она вновь лишится чувств, может возникнуть чрезвычайно неловкая ситуация. Ему выпало поистине невероятное невезение. Но откуда он мог знать, что девчонка окажется столь стыдливой и щепетильной маленькой дурочкой? МакМахон – которому он выскажет кое-что весьма нелицеприятное – ввел его в заблуждение. А то, что этот чертов Уорт так беспокоится о своей подопечной, – очередной непростительный промах МакМахона. Уорт вошел сюда безо всяких церемоний, нарушив все правила приличия, и не только не поверил ни единому слову своего принца, но к тому же имел наглость продемонстрировать это. Девчонка поставила его в исключительно неудобное положение. Потому что он ведь ни в чем не виноват, совершенно ни в чем! Но то, что его застали в тот момент, когда он сжимал в объятиях лишившуюся чувств дамочку, и потом ему пришлось все в спешке объяснять ее опекуну, ужасно задело достоинство регента, которое оставалось самым больным его местом. Принца выставили в невероятно нелепом и неприглядном свете: ему будет трудно простить мисс Тавернер. Однако сейчас она, похоже, начинает проявлять благоразумие, а когда она только пришла в себя, регент ужасно испугался, что теперь девушка расскажет Уорту совершенно нелепую и лживую историю о случившемся здесь.

Принц с тревогой уставился на нее. Она выглядела очень бледной. Если бы он не был вынужден, в первую очередь, беспокоиться о собственном здоровье, то, пожалуй, вновь открыл бы окно.

– Бокал вина поможет вам прийти в себя, – с надеждой изрек он.

– Да, сир. Это все пустяки, и мне очень стыдно, что я причинила вам столько хлопот. Умоляю вас не пренебрегать ради меня остальными гостями. На ваше отсутствие обратят внимание. Если бы еще можно было послать за миссис Скаттергуд…

– Конечно-конечно. Если таково ваше желание, то… немедленно! – сказал он. – Хотя она ведь играет в карты, а это вызовет пересуды, которых, я думаю, вы хотели бы избежать.

– О да! Вы совершенно правы, сир, – покорно согласилась она. – Лорд Уорт знает, как нам лучше поступить.

В этот момент в комнату с бокалом вина в руке вернулся граф.

– Вижу, вам уже лучше, мисс Тавернер. Могу я предложить вам, сир, вернуться в Салон? Вы можете со спокойной душой оставить мисс Тавернер на мое попечение.

Регент был вполне готов последовать этому совету, пусть даже его покоробило от той манеры, в которой он был дан. Принц великодушно предложил мисс Тавернер не торопиться и смело оставаться в гостиной до тех пор, пока ей не станет лучше; заверил ее, что ничуть не сердится на нее за доставленное беспокойство, и торопливо вышел на Китайскую галерею через дверь, которую предупредительно распахнул перед ним Уорт.

Граф, затворив дверь, вернулся к мисс Тавернер, заставив ее выпить немного принесенного им вина. Облегчение, испытанное девушкой при виде его светлости, сменилось стыдом оттого, что он застал ее в столь компрометирующей ситуации. Она с трудом выговорила:

– Я не знала, что вы в Павильоне. Смею предположить, вы спрашиваете себя, что я здесь делаю, но…

– Мисс Тавернер, как вы могли дойти до такого? – прервал он ее. – Не успел я войти в Салон, мистер Бруммель сообщил мне, что вы ускользнули с регентом. Я тотчас же отправился сюда, дабы положить конец столь неприличному tete-a-tete[116], и застал вас лишившейся чувств в объятиях регента. Прошу вас немедленно объяснить мне, что все это значит! Что произошло в этой комнате?

– О, ничего, ровным счетом ничего, клянусь честью! – потерянно вскричала она. – Это все жара!