– Наконец-то я смогу переброситься с вами парой слов! – жизнерадостно провозгласил принц. – Не знаю, как так получилось, но вот уже целый вечер я не могу даже приблизиться к вам. А мне это, знаете ли, решительно не нравится! Кроме того, я хочу показать вам одну премиленькую вещичку: кое-что такое, что, льщу себя надеждой, непременно вам придется по душе.

Она, улыбнувшись, произнесла в ответ какую-то вежливую банальность. Вокруг него витал слабый аромат мараскина[112], и, хотя регента ни в коем случае нельзя было назвать пьяным, девушка не могла не заподозрить, что он выпил достаточно, чтобы преисполниться безрассудства.

– Да-да, вы сами все увидите! – пообещал он. – И унесете ее с собой, если пожелаете сделать мне приятное. Но она не здесь – нам придется ускользнуть в Желтую гостиную, чтобы отыскать ее. Позвольте мне предложить вам руку! Полагаю, вы еще не видели этой комнаты, не так ли? Она принадлежит к числу моих самых любимых.

– Нет, сир, не видела… Но, быть может, миссис Скаттергуд…

– О, какие пустяки! – заявил регент. – Миссис Скаттергуд занята и не хватится вас, можете мне поверить. А если она все-таки начнет вас искать, вам достаточно сказать ей, что вы со мной, и она не будет иметь ни малейших возражений.

Мисс Тавернер отчаянно пыталась придумать хоть какой-нибудь предлог для отказа и не находила его. Кроме того, она не знала, что говорить, ведь разве может какая-то мисс Тавернер из Йоркшира отказать самому принцу-регенту, который по возрасту годится ей в отцы? Она понимала, что не должна идти с ним, но как при этом дать ему от ворот поворот? Это значило бы нанести ему оскорбление, что само по себе было немыслимо. Посему мисс Тавернер позволила регенту взять себя под локоть и попыталась увериться в том, что игривое пожатие ее руки было ненамеренным. Он подвел девушку к двустворчатым дверям в северном конце салона и препроводил в Желтую гостиную.

– Ну вот! – сказал принц. – По-моему, тут нам будет гораздо лучше разговаривать, чем в толпе. Это моя приватная гостиная, она не слишком велика, как вы сами видите, но как раз из тех апартаментов, где можно чувствовать себя уютно и спокойно.

Мисс Тавернер отметила про себя, что «уютно» – совсем не то слово, которое сама она выбрала бы для описания Желтой гостиной. Здесь было очень жарко, буквально нечем дышать. Да и вообще, комната длиной более чем в пятьдесят футов и шириной более тридцати, потолок которой поддерживали желтые и белые колонны, перевитые змеями и переходящие в зонтичные капители, увешанные колокольчиками, вряд ли подходила для приватного общения. Равно как и пять стеклянных дверей, на ее взгляд, совсем не создавали атмосферу уединения и комфорта. На окнах висели портьеры из атласа в полоску, повсюду стояли булльские[113] столики, инкрустированные азиатским фарфором, белые стены с позолоченными бордюрами изобиловали китайскими рисунками, фонариками и летающими драконами. Стулья и диваны были оббиты синим и желтым атласом, а у создавшего их мастера-краснодеревщика достало вкуса и оригинальности мышления, чтобы поместить на спинку каждого фигурку китаянки с колокольчиками в руках.

– Итак, что скажете? Она вам нравится? – пожелал узнать регент.

– Потрясающе элегантно! Это нечто из ряда вон выходящее. Я даже и представить себе не могла, что такое возможно, сир, – пробормотала мисс Тавернер, втайне сожалея о том, что он закрыл за собой дверь, ведущую в Салон.

– Да, льщу себя мыслью, это действительно так, – удовлетворенно заключил он. – Но вот что я вам скажу, дорогая: ваши кудряшки совпадают по цвету с моей позолотой! Разве не странно? Позвольте сообщить вам: вы представляете собой очаровательную картинку. – Он рассмеялся над ее явным замешательством и ущипнул Джудит за щечку. – Ну, ну, только не надо краснеть! Я ведь не должен говорить вам, что вы – настоящая маленькая красавица, – вы и сами знаете об этом, особенно когда смотритесь в зеркало.

Он стоял почти вплотную к ней, одной рукой держа ее за тонкое запястье и впившись жадным взглядом ей в лицо, отчего Джудит стало жарче, и девушка испугалась еще больше. Она сделала вид, будто заинтересовалась хронометром Вальями[114], стоявшим на каминной полке, и шагнула к камину со словами:

– У вас столько всяких прелестных вещичек в Павильоне, сир, что ими можно восхищаться без конца.

– Да-да, несомненно, однако самая прелестная штучка вошла сюда всего лишь час назад, – ответил принц и последовал за ней.

Регент он или нет, она должна остудить его пыл. Самым небрежным тоном, на какой только была способна, Джудит произнесла:

– Вы собирались показать мне кое-что, сир. Очень интересно, что же это может быть? Могу я увидеть это перед тем, как мы вернемся в Салон?

– О, к чему такая спешка? – отозвался он. – Но вы непременно ее увидите, потому что она ваша. Вот! – Он взял со стола табакерку работы Петито[115] и вложил ее в ладонь Джудит. – Странный подарок для леди, вы не находите? Но мне представляется – табакерки вы предпочитаете прочим безделушкам.

– Даже не знаю, что и сказать, сир, – пролепетала мисс Тавернер. – Вы очень добры. Я… я благодарю вас и уверяю: буду весьма ценить и беречь ее, а еще… всегда чувствовать себя польщенной.

– Полноте, полноте! – масляно улыбаясь, заявил регент. – Я желаю, чтобы меня отблагодарили вовсе не так! Предположим, мы забудем обо всех этих церемониях, а?

Теперь он стоял так близко от нее, что она ощущала тепло его тела. Он собирался поцеловать ее: его рука уже скользила вверх по ее обнаженному локтю, а горячее дыхание обдавало ей щеку, хотя она и отворачивалась как могла. Его полнота, громоздкая фигура, даже аромат духов, которыми он обильно сбрызнул свою одежду, вызывали у Джудит отвращение. Ее так и подмывало оттолкнуть его и броситься обратно в Салон, но она испытывала странную слабость, а от духоты в комнате у нее закружилась голова.

Но вот его рука обняла ее за талию и он проворковал:

– Надо же, какая застенчивая маленькая мисс! Но вы не должны стесняться меня, не так ли?

Мисс Тавернер охватило очень странное ощущение – ей было жарко и холодно одновременно. Срывающимся голосом она произнесла:

– Простите меня, сир, но здесь так душно… боюсь… я должна… присесть на минуточку! – С этими словами Джудит предприняла слабую попытку освободиться из его объятий, после чего впервые в жизни тихо и без лишнего шума лишилась чувств.