Немила подумала: «подхалимки!», и сама уставилась на батюшку с немой мольбой.

Посидел батюшка, подумал, потеребил бороду, и сказал:

– Хорошо, Немилушка. Вижу, ты не лукавишь, правду говоришь. А раз устала ты смертельно, не смею я до тебя допытываться. Только позволь проводить тебя.

– А мы постелим свеженькое бельё, – услужливо добавили сёстры.

Немила так искренне и сильно обрадовалась доброму приёму, что в припадке чувств бросилась всех по очереди обнимать. Нелюба со Злобой того не ожидали, объятия сёстры их явно смутили.

– Любимые мои, дорогие! Как я по вам скучала, вы не представляете! Вот, видите, я не призрак, я живая, настоящая, не бойтесь меня! Пойдёмте, пойдёмте, не терпится увидеть родную светличку.

Немила споткнулась на пороге своей светлицы. Она хохотнула и укорила себя за это:

– Ох, какая я неловкая! Вот она, моя светличка замечательная. Совсем не изменилась. Не терпится открыть ставни и насладиться прекрасным видом из окна.

– Злобушка, а почему ты не переселилась в мою прекрасную светличку из своей тёмной каморки? – спросила она, отвернувшись от окна, и шагнула к батюшке. – Батюшка, почему Злобушка не въехала мою светличку?

Он покачал головой:

– Как я мог?.. Ты всегда так ревностно относилась к своей светлице. А ещё я надеялся, что ты вернёшься, доченька.

Батюшка потрепал Немилу по волосам и нахмурился. Видно было невооружённым глазом, что его снедает любопытство, но держался он крепко. На его месте она, наверное, не выдержала бы напряжения и вытрясла из самой себя всю душу.

Злоба с Нелюбой закончили стелить постель с похвальной быстротой. (На самом деле стелила в основном Злоба, Нелюба так, больше рядом стояла, единственно что наволочку на подушку натянула).

– Вот, готова постелька для тебя, сестрица.

Поклонилась Немила сёстрам в пояс, а батюшке – в колени, и руки облобызала по-дочернему.

Поблагодарила словами:

– Спасибо вам, сестрички, что помогли ко сну устроиться! Спасибо тебе, батюшка, что ты здесь, рядом со мной! Мне вам всем о столько рассказать надо, о столько расспросить! Но это до завтра потерпит. А теперь спокойной ночи.

Раззевалась Немила, что мочи нет. Запрыгнула в постель, натянула одеяло…

А батюшка с сёстрами не торопились уходить. Столпились у двери столбами, смотрят. Немилушка их спросила:

– Вы чего? Спать что ли не хотите?

– Хотим, Немилушка, – ответила за всех Нелюба. – Только сейчас я заметила, что на тебе рубаха твоя старая, и юбка старая, те самые, в которых мы тебя с Нелюбушкой в последний раз видели.

– И что с того? – Немила натянула на нос одеяло. С одеялом, натянутым на нос и выше, она спала с самого детства, особенно зимой. Нос выдыхает тепло, и лицу становится теплее.

– Ничего, просто одёжа твоя очень чистая и выглядит неистрепавшейся. Видно, у Яги тебе приходилось ходить в каком-нибудь рубище.

– Так и было, – кратко бросила Немила и засопела. Средняя сестра, даром, что такая тощая и дохлая, порой бывает цепче чем клещ. Всё подмечает, ничего не уйдёт от обманчиво рассеянного взгляда её красноватых глазёнок.

Но это хорошо, что Нелюба сама придумала про рубище. Необязательно им всем знать, что Яга Немилу только в хорошее платье одевала, а не то весь план рухнет.

– Но вот с лица ты, к слову, совсем не спала. Напротив, раздобрела, вроде?.. – добавила Злоба и задумчиво почесала щёку.

– Ладно, хватит приставать к сестре с ненужными расспросами, сороки. Мы все скучали, но время уже позднее, и, признаться, я сам утомился за сегодня вусмерть. Так что всем спать, – батюшка заботливо вытолкал сестёр за дверь, откланялся Немиле и притворил за собой дверь. А перед этим он осчастливил дочурку долгожданной улыбкой, не натянутой, не вымученной, но самой искренней.

В светлице стало кромешно темно, как и положено быть ночью, когда все спят. Тишина воцарилась и в стенах избы, и за стенами. Ветер не завывал, и не было слышно, как укладываются сёстры.

Немила уснула крепко-крепко, и проспала аж до позднего утра.

Что ж, такая усталость сыграла с ней злую шутку, ведь пока она спала, её дальнейшая судьба уже свершилась.

Немила прекрасно выспалась, лучше, чем когда-либо в этой жизни. А всего-то и надо было для этого несколько месяцев не видеть полной темноты, и обойти пешком всё тридесятое. Да после такого она, должно быть, никогда не будет страдать от бессонницы! – так думалось ей в это утро.

Как вы уже поняли, она поднялась с кровати в расчудесном настроении, которое ещё больше улучшилось, когда она увидела на столе стояла свечу, зажжённая чьей-то заботливой рукой, а рядом – остывающую миску каши. Сколько же она спала?

Еда не привлекла Немилу так уж сильно, зато утренний холодок приятно щипал стопы, пока она шла к окошку, чтобы распахнуть ставни во всю ширь и насладиться прекрасным видом.

Немила надавила на них, но с первого раза ставни не поддались. Рассохлись за зиму – с удивлением подумала она и попробовала ещё раз, и опять без толку. Странно, неужели с зимы их никто не открывал?

Надо звать батюшку, на крайний случай Злобу – порешила она у себя в голове и кинулась к двери. Но дверь почему-то тоже не поддалась, ни с первого, ни со второго, ни с четвёртого раза.

– Эй! – крикнула Немила. – Тут кто-нибудь есть? Я что – заперта?

Внутренности Немилы сжались от безысходности, в груди словно образовался провал. Батюшка и сёстры! Они не спросили вчера, почему она пыталась убежать от них. Неужто они о чём-то… Нет! Это невозможно! Скорее всего они её неправильно поняли!

Или наоборот – правильно.

– Выпустите меня, и я всё вам поведаю! – громко заявила Немила и ещё пару раз стукнула по двери, а когда поняла, что ответа не дождётся, снова побежала к ставням.

Она давила, давила, и била, и толкала, но те не думали сдвигаться.

– Неужто, заколотили? – спросила Немилушка у самой себя.

– Заколотили! – раздался из-за двери ехидный голос.

– Нелюбушка, как это понимать? Согласна, я провинилась, но разве ж можно наказывать, не удостоверившись сперва в тяжести провинности? Вы же ничегошеньки не знаете!

– Про плен у Бабы-яги, положим, не знаем, – соглашалась из-за двери Нелюба. – Зато знаем кое-что другое, и помним, как ты хвастала скорым замужеством с царевичем.

– И что с того? – Немила припала к двери и чуть не растеклась по дереву от стыда да от страха.

Нет, они не могут знать!

– Пока ничего, но может быть и что-то, – с самодовольным смешком поведала Нелюба. – Ты это, отдыхай и жди. Батюшка с тобой говорить не желает пока, а Злобиного общества ты, думаю, сама не жаждешь.