Примечателен такой пассаж генерала Захарова: «К истории разведчика Зорге мне еще пришлось возвратиться. Когда по нашей инициативе председателем КГБ было подготовлено представление (курсив мой. — В. В.) и Зорге присвоили звание Героя Советского Союза. Для нас это было делом чести, несмотря на то, что Зорге не был сотрудником нашего разведоргана — внешней разведки, а работал в Главном разведывательном управлении Генерального штаба Министерства обороны». Не странно ли, что руководство одной спецслужбы вдруг выступает с инициативой отметить агента другой (да еще и конкурирующей!)? Событие для строго иерархичной советской бюрократической системы не просто неординарное — нереальное. И ведь эти слова Захарова не получили подтверждения в воспоминаниях его прямого и непосредственного начальника — председателя КГБ Владимира Семичастного. Семичастный, возглавлявший КГБ с 1961-го по 1967 год, хотя и много чего любопытного выдал в своих мемуарах, но вот про эпопею канонизации Зорге у него вообще ни слова — запамятовал? Очевидно одно: вокруг «дела Зорге» тогда развернулась неслабая кулуарная интрига.

Не могла не развернуться! Были ведь еще живы многие реальные участники событий, знавшие сокровенные детали «дела Зорге» в рамках своих прямых служебных обязанностей. Некоторые из них к тому времени занимали значимые посты в военной разведке, к числу агентов которой и относился Зорге. Были живы и сотрудники токийской резидентуры, осуществлявшие связь с сетью Зорге. Даже по доступным материалам несложно понять, что само руководство военной разведки тогда было совсем не в восторге от идеи канонизации своего провалившегося агента. Да и реальный масштаб содеянного Зорге и его сетью как-то не тянул на заданный свыше размах канонизации. Но раз есть установка высшей инстанции, подвиги пришлось выдумывать. Опорный камень легенды — утверждение, что Рихард Зорге сообщил в Москву точную дату начала войны.

Вот как об этом нам десятилетиями вещали классические апокрифы: «18 ноября 1940 года он предупредил Центр о готовящейся агрессии». Это просто круть! Директивы № 21 (плана «Барбаросса») еще не существует в природе, Гитлер еще ничего не утвердил, а Зорге уже предупреждает?! Пророк! Вот только документальных подтверждений этого пророчества нет, как нет и намека на подобную шифровку от Зорге ни в одной из публикаций архивных документов.

Снова заглянем в апокрифы: Зорге радирует 30 мая 1941 года «Война начнется 22 июня 1941 года». И вот та самая знаменитая радиограмма, которую Зорге якобы отослал в Москву 17 июня 1941 года: «…9 армий из 150 немецких дивизий совершат нападение на советскую границу 22 июня! Рамзай». Эта телеграмма есть во всех апокрифах, ее цитируют учебники, на нее ссылаются апологеты легенды о разведке, которая, разумеется, все знала и все вовремя докладывала Сталину — но тот, нехороший, не поверил… Только вот никаких реальных следов существования подобной телеграммы не обнаружено. Более того, как в июне 2001 года на «круглом столе» в редакции «Красной звезды» поведал полковник Службы внешней разведки России Владимир Карпов, «к сожалению, это фальшивка, появившаяся в хрущевские времена. Разведка не назвала точной даты, не сказали однозначно, что война начнется 22 июня».

Генерал Павел Судоплатов в свое время озвучил такую претензию к Зорге: «Поведение Зорге на следствии после его ареста японскими властями вызвало серьезное раздражение в Москве. Он нарушил главную установку советской разведки: никогда не признавать шпионажа в какой-либо форме в пользу Советского Союза». Тот же Судоплатов в беседе с исследователем Фесюном был категоричен: «Я читал некоторые протоколы допросов Зорге и удивлен — как он мог пойти на такие достоверные признания? Ведь что такое тюрьма для разведчика — то же поле битвы…». Увы, но, как оказалось, и сам Зорге, и его радист, Макс Клаузен, практически сразу же после ареста сдали все. Особенно недостойно, как полагают, вел себя на допросах Клаузен: «Клаузен рыдал, всячески ругал Зорге, говорил все, только чтобы спасти свою жизнь…». В самом начале января 1942 года токийская резидентура НКВД, ранее понятия не имевшая ни о каком Рамзае (он же проходил по ведомству военной разведки), сообщила: некий арестованный в Токио немец Зорге дает показания о своей работе на Москву. И, согласно этим показаниям, он «в Токио поддерживал связь с советскими сотрудниками Зайцевым и Буткевичем…». То есть своих связников Зорге сдал! (Кстати, оценим уровень агентуры разведки НКВД, едва ли не мгновенно получившей доступ аж к материалам японской контрразведки!)

Но ведь Зорге и членов его группы, если верить легенде, жестоко пытали: «На все изуверства Зорге отвечал холодной улыбкой. Он никогда не боялся боли…». Палачи «выворачивали руки Зорге, вгоняли иглы под ногти, до хруста сжимали запястья в бамбуковых тисках. Но даже они пришли в изумление: Зорге молчал». Это тоже, как оказалось, миф: ни самого Зорге, ни Клаузенов — Макса и его жену Анну, ни Одзаки пыткам не подвергали — это факт, установленный еще советскими спецслужбами…

И от всей легенды остается лишь одно: пусть его сведения о немецких приготовлениях особо и не пригодились, зато, мол, информация, что Япония не собирается нападать на СССР, якобы способствовала переброске войск с Дальнего Востока в разгар битвы за Москву. Спас Москву?

Увы, это тоже не нашло подтверждения. Достаточно прочесть опубликованные телеграммы Зорге из Токио, чтобы понять: его весьма и весьма противоречивые сводки скорее запутывали, чем способствовали принятию верного решения. К тому же Сталину — или кто там еще оценивал информацию от Зорге — было чихать на токийские сводки, поскольку особого выбора у «вождя народов» в 1941-м просто не было. Что бы там ни сообщали агенты о возможности японского нападения, судьба державы решалась не на Дальнем Востоке. Как утверждал Судоплатов, «Зорге сообщал исключительно важные сведения, но в целом это были детали об уже известных намерениях противника… Не соответствует действительности, что мы перебросили войска с Дальнего Востока под Москву и выиграли битву под Москвой, так как Зорге сообщил о предстоящем нападении японцев на США в октябре 1941 года. У нас были документальные данные о низких наступательных возможностях Квантунской армии; о том, что она увязла в длительной и бесперспективной войне с Китаем и не имела достаточно резервов топлива. У японцев не было современных танковых соединений». В своей же книге Судоплатов выразился резче: «Трагедия Зорге состояла в том, что его героическая работа и поступающие от него сведения не использовались нашим командованием… А дивизии с Дальнего Востока перебросили под Москву… лишь потому, что у Сталина не имелось других готовых к боям резервных боевых соединений». К тому же, добавил Судоплатов, «нам удалось расшифровать переписку японского посольства в Москве с Токио, из которого следовало, что вторжение в СССР в октябре 1941 года Японией не планировалось». Все, точка…

Лубянская матрешка

Но тогда вообще почему вдруг решили вспомнить о Зорге, да еще именно тогда — не раньше и не позже? Версию «дачно-киношную» мы уже отбросили, поищем более основательные резоны. Вспомним ключевой сюжет легенды: Зорге сообщил точную дату предстоящего германского нападения, но Сталин ему не поверил. Теперь вспомним еще раз, когда все это было запущено в оборот — почти в канун предстоящего 20-летнего юбилея победы в войне, когда неизбежно вновь вставал вопрос о том, кто виноват в трагедии 22 июня 1941-го? И фокус внимания снова смещен в сторону Сталина. Разве лишь прием на сей раз предлагался новаторский: «А ведь наша разведка о военных приготовлениях нацистской Германии все знала и Сталину своевременно докладывала». И на стол кидается козырная карта: так именно Зорге же все добыл и передал, а недалекий «вождь народов» предупреждения разведки проигнорировал, отсюда и результат… Правда, без ответа остались вопросы, отчего Сталин не верил Зорге (может, на это были основания?!), да и знал ли он вообще о нем? Однако для подготовки очередного витка антисталинианы сошло и так.