Такие, что могут охватить целую октаву.

Меня попросили что-нибудь сыграть, и мне впопыхах не пришло в голову ничего лучше, чем Чардаш Витторио Монти. Я дважды ошибся, но они приняли бы меня в оркестр, даже если бы я хоть что-то пропиликал на одной струне. Они старались набрать участников на приличный ансамбль, но из того, что было, ничего приличного не получалось. Сборище дилетантов. Четыре скрипки, ни одного альта, одинокая виолончель – вот и все смычковые. Два кларнета, два саксофона, ни одной трубы. Зато четыре гитары – гитары! – аккордеон и сразу три человека, которые считали, что могут играть на ударных.

И, естественно, Феликс у рояля. У них очень хороший Бехштейн. Здесь не экономят.

Дирижёрша, некая госпожа Калькбреннер, кажется, хорошая музыкантша. Должно быть, она страдает, делая аранжировку для этого винегрета инструментов. И оттого, что не может просто вышвырнуть вон неспособных оркестрантов. Мы пробовали сыграть дивертисмент Гайдна, и это звучало так ужасно, что сам Гайдн предпочёл бы оказаться глухим как Бетховен. Мы с Феликсом пару раз переглянулись, и было ясно, что мы думаем одно и то же. Если он хочет что-то иронически прокомментировать, он просто поднимает брови. В точности как я.

Мы с ним так похожи.

После репетиции он любовался моей скрипкой. У него есть вкус. Я рассказал ему кое-что о династии Клотц, и он был впечатлён. «Хорошо, наверное, родиться в семье со старыми традициями, – сказал он. – У нас, Андерсенов, этого, к сожалению, нет. Зато ты, наверное, можешь много чего рассказать о своих предках».

Я в первое мгновение даже не понял, о чём это он. И только потом вспомнил, что ведь я Килиан фон Лаукен, отпрыск старинного аристократического рода.

Однако жаль, что мне нельзя ничего рассказать ему о традициях Андерсенов.

284

У нас всё больше общего. Феликс тоже спортивный. Как я мог заметить, у него хотя и нет особой одарённости по этой части, но он берёт своё измором. Он дисциплинирован.

В точности как я.

Сегодня я встал очень рано, потому что намеревался тренироваться до изнеможения. Пятьдесят отжиманий, самое меньшее. В Замке Аинбург есть не только большой гимнастический зал, но и зал фитнеса.

На улице в такую рань ещё темно. Свет горел в единственном окне школы. Там сейчас, наверное, была в сборе вся уборочная бригада. «Услужливые духи» – хорошее выражение. Здесь огромное количество персонала, но с ними никогда не сталкиваешься. Привидения.

Цветы на клумбах по обе стороны от узкой дорожки в это время суток ещё лишены красок.

Поначалу я чуть было не передумал входить, потому что в фитнес-зале уже кто-то был. За закрытой дверью слышались ритмические стоны человека, который напрягался на пределе сил.

Когда бьёшь кого-то, нельзя показывать напряжение. Это должно выглядеть непринуждённо, чтобы он думал: ты можешь ударить и сильнее.

Но потом я всё-таки вошёл.

Феликс.

Он там подтягивался. Стонал всякий раз, когда вымучивал себя вверх. Увидев меня, он прекратил это. Ему было неприятно, что кто-то за ним наблюдает.

Мне было бы также.

«Сколько раз?» – спросил я.

Он пожал плечами. Мышечная масса не внушительная. Но судя по тому, как пропотела его майка, он сделал уже немало подтягиваний.

«Я не считаю», – сказал он.

Любой считает.

«Девятнадцать», – признался он.

«Извини, что я помешал».

«Ничего», – сказал он. Но по нему было видно, что он недоволен. Не знаю, сколько подтягиваний он себе наметил, но его злило, что он не выполнил задачу.

Мне было бы так же.

«Ты регулярно тренируешься?» – спросиля.

Он отрицательно помотал головой. «Я не фрик фитнеса. Но пара лишних мускулов мне не помешает».

«Для чего?»

«Мне придётся драться», – сказал он.

285

Потом мы сидели рядом, смотрели на восход солнца, и он мне всё рассказал.

Речь идёт о Никласе, этом типе, который заставляет младших привозить ему в интернат запрещённые сигареты. Его уже выгнали из двух предыдущих интернатов за подобные вещи, сказал Феликс, и в школе поговаривают, что он потому на голову выше одноклассников, что уже не раз оставался на второй год. И в Замке Аинбург дирекция знает обо всём этом. Но его родители имеют огромное влияние – Феликс потёр большим пальем по указательному, чтобы было ясно, какого рода влияние он имел в виду, – и руководство школы предпочитает не замечать его мерзостей. По раболепной позе д-ра Мертенса я легко могу себе это представить.

«Я отказался делать то, что он от меня требовал, – сказал Феликс. – Так что когда-то мне всё равно придётся с ним драться».

«Ты должен был тоже ему что-то принести?»

«Хуже, – сказал Феликс. – Он хотел, чтоб я был в его клике. А поскольку я сказал всё, что думаю о нём и его банде…»

Он не договорил фразу до конца. Но это и не требовалось. Ни-клас примитивный задира. Я таких достаточно повидал.

«А почему ты не хочешь к ним?»

«Потому что мне противны такие типы». Именно такого ответа я от него и ожидал. И что мне понравилось больше всего: он говорил об этом совершенно спокойно. Деловая констатация, и он готов к последствиям.

Он действительно очень похож на меня.

Больше мы в тот раз ничего не говорили. Солнце взошло, и он хотел под душ.

Я так и не сделал свои отжимания. Мне нужно было подумать.

Феликс видит ситуацию правильно: рано или поздно эту войну придётся довести до конца.

Лучше рано. Такие вещи ожиданием не поправишь.

Но как только я представляю себе их бой, мне не нравится то, что я вижу.

Никлас выше и сильнее. И у него не будет никаких препятствий, чтобы ударить. У Феликса хотя и правильная установка – я в его возрасте думал бы так же, – но он ещё наивен в таких вещах. Мышечная тренировка – это ещё не всё. В физических разборках важнее правильная техника. Я мог бы его многому научить.

Но на это потребуется время.

Мне придётся взять Никласа на себя.

286

Они всё ещё стоят на том же месте, прямо перед окнами дирекции школы. Д-ру Мертенсу было бы достаточно отодвинуть занавеску, чтобы их увидеть. Но ведь тогда ему пришлось бы что-то предпринять. Возможно, именно поэтому Никлас и выбрал как раз это место. Чтобы продемонстрировать своим присным: «Смотрите, я превыше закона».

Ему так хотелось быть преступником, а он был обыкновенная шпана.

Я встал прямо перед ним. Я знал, что это ему не понравится. «Здесь запрещено курить», – сказал я.

Он уставился на меня, как будто я заговорил с ним по-китайски.