зале, а я, выступая на сцене, засмотрелся на нее так, что забыл все слова, и которые мне шепотом подсказал учитель, стоявший за занавесом. Тогда, в восьмом классе, я играл роль Ромео Монтекки в трагедии «Ромео и Джульетта»19.

— О, как я бесилась!.. — откровенничает Милана, проворно хлопая ладошкой по воде, — Потому что выбрали Софию на роль Джульетты! Ну как, как я могла заболеть именно на той неделе, когда избирали роли и репетировали по сценарию?! — ворчит она так, словно ее безудержные рассуждения имеют значение для нынешнего дня. — Выздоровевшая, я с такой неохотой шла на просмотр выступления. — На каждое ее короткое отступление я притворяюсь немым, ибо хочу услышать все излияния, исходившие от ее сердца. — Джексон, — кажется, сейчас мы раскроем еще её одну подростковую тайну о наших кипучих страстях, — я так хотела быть на месте Софии.

Вот она и призналась, что мечтала обо мне! А сама-то на днях, когда мы сидели в беседке с Ритчелл-Жозефиной и Питером, молвила, что была мала и не понимала, любит ли она меня иль нет.

Неприятные чувства образуются при упоминании о Софии. На внешность девушка не была дурной, на что я и был схваченным, (не верил, что внешняя оболочка может быть ошибочной) а внутри — в неё вселился словно дьявол, изгрызавший все её благородные черты. И то, как она могла поступить со мной затем, по мотивам ревности, до сей поры трудно осознать и выкинуть из жизни этот кусок, при котором я мог кровожадно быть унесенным в бескрайние горизонты, не насытившись жизнью.

Тайлер узнавал о ее несчастной судьбе, предопределившей расцвет ее жизни в заточении. Богатство ее родителей не смогло предпринять никаких мер, чтобы ту отстранили от наказания. Выходит, материальные блага не всегда разрешают проблемы. И наступает день, когда расплачиваться следует исключительно собой.

Неужели девушки, которыми управляет знойная ревность, способны на самые жестокие поступки? Что внутри у такого человека? Мало верится, что там живет хоть частица, сотканная из доброты и сострадания. Помимо брезгливости, омерзения к этой злостной душе во мне закралось и чувство глубокого сожаления… Как низко может пасть переполненный злобой человек и в два счета утратить человеческий облик.

— Причём после, мне говорили, что я была главной претенденткой на эту роль! Я наизусть знала весь сценарий! Изредка я спрашиваю себя: «Милана, а почему ты не рассмотрела возможность быть актрисой?» Эмоциональность пресыщена, искренность тоже, но я отнюдь не лишена робости, стеснения, смущения… Но ведь это тоже плюсы, да?! Какой актер без этих качеств? Нет! Я бы смогла бы… О! Я смогла бы! — Кто бы сию секунду взглянул на эту разъяренную Джульетту, тот бы увидел, какая твердая настойчивость и уверенность наполняет её. Сомневаюсь о сообщенной ею робости. «Но об этом лучше не проговориться вслух. Шума будет, уж особенно в ванной, в которой, как мне кажется, мы будем ночевать сегодня, судя по неумолкаемой речи Миланы. «Не зря ее Питер зовет болтушкой». Если затронуть живые нити души этой прекрасной девицы, она пойдет по головам и достигнет желаемого. Это качество в ней вызывает во мне чувство гордости. — И я должна была быть рядом с тобой! О… как бы мы сыграли с тобой… Настоящая влюбленная парочка!.. Ты же представь, романтика какая, мы бы сыграли так, что нам бы все поверили! Все бы поверили в нашу любовь! А, подумать, зачем нам играть, будучи уже влюбленными друг в друга, согласен? — Пушистость ее фраз позволяет не сходить улыбки с моего лица, оттого уже и скулы напряглись. — Нам бы стояло только выучить текст и всё. И… взглянув друг на друга… — мечтательно закатывает кверху глаза, — мы бы… утонули в очах… Ну как же, как же на моем, на законном моем месте была эта Софушка, как ее прозвали в классе!.. И ты пялился на нее, а не на кого следует!.. — бунтует она громогласными восклицаниями, пускаясь в откровения.

— Никогда не слышал столь пронзительных высказываний. Любимая, — едва сдерживаю хохот, иначе снова обозлится, как она это любит делать, «девушка же», — если я признаюсь, что, когда искусно, — возвышаю тон голоса, — излагал отрывок, я думал о вас, вы угомоните свой ревностный пыл? — чмокаю ее в висок и пытаюсь припомнить строки из произведения. «Не только же ей наизусть знать тот текст. Не так давно я сам перечитывал трагедии У. Шекспира».

— Сомневаюсь! Как можно думать обо мне, забыв при этом любовные строки, льющиеся у этого гениального писателя из самых нот сердца? — ввязывается со мной в перепалку. — Наоборот, ты бы мог таким образом признаться в любви…

— А ты не мыслила, что не припомнить слова можно в случае, если чрезмерно быть погруженным в чувства, не дающие сигналы в мозг?

— Джексон, да сознайся, ты не выучил строки, вот так и запамятовал! — Это вызов, это самый настоящий вызов.

«Ну, память, выручай».

Демонстрирую свои актерские навыки:

— «Меня плащом укроет ночь. Была бы

Лишь ты тепла со мною. Если ж нет,

Предпочитаю смерть от их ударов,

Чем долгий век без нежности твоей20».

Сделав стон потрясения, Милана приподнимается и, глядя мне в глаза, произносит удивленным голосом следующую строку:

— Кто показал тебе сюда дорогу?21

Отвечаю, с простодушной радостью поддавшись обаянию ее пораженной наповал улыбки:

— «Ее нашла любовь. Я не моряк,

Но если б ты была на крае света,

Немедля мига, я бы, не страшась,

Пустился в море за таким товаром22».

Огорошенным взглядом, полураскрыв рот, Милана смотрит на меня и покачивает головой.

— Ты помнишь?

— Милая, а ты во мне сомневалась, — подмечаю со смешком я. — По правде, я перечитывал недавно книгу.

— И УЧИЛ? — визжит она от произведенного на нее шока.

— Ну как учил. Что-то мне помнилось с тех времен, а что-то само проникло в голову и неплохо укоренилось. Хочу сказать, что знания, почерпнутые из книг, (а я полюбил классику) благотворно повлияли на меня. Ты мне говорила, что, когда ты пишешь книгу и поглощаешь себя в этом процессе так, то не замечаешь ход реальной жизни. И, знаешь, я тоже это делал, погружался в другой мир, когда совсем было худо… — И чтобы не углубляться в это, продолжаю: — Я полностью изменил отношение к отдельным вещам благодаря литературе. И я виню себя, что не читал ранее и с презрением относился к Питеру, который ночи напролет сидел с книгами. Кстати, его детектив я так и не прочел. Но сделаю это только после твоего романа.

Она широко улыбается и