Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одновременно из соседней комнаты появляются Ирочка и Иуна.
— Ладно, Рома. Ты хоть что-то понял?
— Я понял, папа Уэф.
— Ну, всем до свидания!
Экран гаснет.
— Я тоже полечу, а то мой муж сейчас дома будет, — Иуна поправляет удобную перевязь на груди, в которой покоится маленькая Фииа. — До свидания, родственник!
— Давай-давай! — машу я рукой.
— Рома, ты ужинать будешь? — спрашивает меня жена.
— А? Нет, не хочу, — отмахиваюсь я.
— Очень удачно, — В глазах Ирочки пляшет смех. — Голодный ночной вампуар должен быть злее, так?
* * *
Тихо, как тихо в доме…
«Ты чего не спишь?»
«Не могу. Ты отдохни, правда. Мне нужно побыть одному. Мне нужно понять»
Ирочка смотрит на меня пристально, внимательно. Нет, она и не думает обижаться.
«Хорошо, Рома. Я даже не буду подслушивать твои мысли, если тебе так нужно»
Я благодарно улыбаюсь ей. Встаю с дивана, ухожу в другую комнату. Я не привык думать, вот что. Как там сказала Ирочка: «…балбесам самоанализ обычно несвойствен. Их метод — решительные и непредсказуемые действия». Святая правда.
Вид на ночные джунгли с высоты успокаивает. Я сажусь перед входным проёмом, дыша глубоко и медленно. И перед глазами встаёт виденная скульптура.
Я усмехаюсь невесело. «Опалённые злом»… Да, это правда. Человек ли, ангел, государство или целая цивилизация лишь тогда чего-то стоят, если умеют защищаться в случае необходимости. «Добро с кулаками»… И мы эти вот кулаки.
Это настоящая война. Тихонькая такая, незаметная. Война на всех уровнях — от волосатого типчика со шнурком-удавкой до звездолётов включительно. Я глубоко уважаю папу Уэфа… но где он не прав?
Удар-уход, блок-удар, блок-уход… Мы сражаемся с «зелёными» их методами, по их правилам. А правильно ли это? Тот, кто играет по чужим правилам, вряд ли выиграет. Свести партию вничью — да, возможно. Но чтобы выиграть, надо навязать противнику СВОЮ игру.
«Две тысячи лет война… Война без особых причин…» — откуда-то из глубины моей прежней, человеческой памяти всплывают эти слова из песни одного человеческого поэта. Да, вот тут права моя Ирочка — и люди порой способны на гениальные прозрения.
В памяти вдруг всплывает: тёмно-фиолетовые глаза папы Уэфа, огромные и донельзя измученные.
«— …Я должен сам, понимаешь?
— Нет, Рома, это ты не понимаешь. ЭТО ОН ДОЛЖЕН САМ…»
Я вскакиваю, размашисто хожу, от избытка чувств слегка встряхивая крыльями и потирая руки. Вот. Вот оно. «Зелёные очень хорошо умеют убивать. Если точнее — это единственное, что они по-настоящему умеют» — всплывают в памяти слова Ирочки. Ангелам же это несвойственно.
И вновь память услужливо подсовывает: я сижу на кухне, катая по столу орех, а напротив сидит виртуальный папа Уэф, пытающийся сделать так, чтобы я поумнел.
«…Бессмысленно рубить гидре головы, бессмысленно пытаться одолеть гидру зла только нахрапом, прямой и грубой силой…»
Да, папа Уэф. Насчёт людей это верно на все сто. Но вот почему же мы пытаемся одолеть «зелёных» исключительно нахрапом?
Я поправляю на голове мягкую, невесомую ленту мыслесъёмника, изготовленного для одного Всевидящего, дабы записывать его видения. Ладно. Вряд ли мне удастся чего-либо придумать сегодня. Пойду-ка я спать… пойду…
Взрыв! Огромная голубая чаша до горизонта…
Взрыв! Круглится бок планеты…
Взрыв! Ласково греет светило…
Взрыв! И мириады звёзд светят мне в лицо…
* * *
Поплавок дёрнулся раз, другой.
— Не спи, подсекай! А-а…
Крупный лещ срывается с крючка и падает воду, с плеском уходит в глубину.
— Раззява ты, Эдуард. — с укором говорит Михалыч, двигая костистыми челюстями. Сейчас он как никогда похож на Кощея Бессмертного.
— Да при чём тут раззява? Эх… — Эдик сам огорчён безмерно. — Ладно, дай Бог, не последний. Слышь, Илюх! Может, ещё подкормить, а?
Илья, сидящий неподалёку, с неодобрением косится на Эдика, игнорируя явно профанский вопрос. Возле него стоит ведро, полное лещей и подлещиков, второе, наполненное водой, готово принять добычу.
— Клёв нынче и так порядочный, ты меньше спи за рулём. — снисходит до ответа Михалыч.
Я улыбаюсь во сне. Как давно я не видел этих людей. С позапрошлой жизни…
Я могу свободно читать в их головах. Вот так вот, мама Маша — за сотни световых лет. А давно ли ты заставляла глотать меня тяжёлые шарики, чтобы хоть как-то достучаться до деревянной головушки одного начинающего телепата, инициированного твоей дочерью? Чтобы не прибегать к усилителю телепатии, этой колотушке по черепу для глухих, разрушительно действующей на мозги…
Вот интересно — почему они опять и опять направляются на Селигер, хотя отчётливо помнят, что с ними было? Другой бы ни ногой…
Да, помнят. Но даже меж собой не могут поговорить на эту тему. Психоблокада всё ещё нерушима, мама Маша к работе относится серьёзно. И именно это, похоже, толкает их сюда, с общего молчаливого согласия. Потому что люди тянутся к чуду, пока они живы.
— Да, жаль Романа нету. — произносит Эдик, и я понимаю: ему нелестно одному быть младшим в команде меж двух профессионалов.
— Даже не попрощался, уехал. — ворчит Михалыч.
Да, это штучки папы Уэфа, он мастер на такие легенды. Уехал куда-то на Дальний Восток, не попрощавшись. Ничего, переживёте, люди. Главное, вы живы. Все вы живы.
Я переношу поле внимания на планету Свир. Это очень легко, как перевести взгляд. Попробуйте, сами убедитесь.
В маленьком бассейне, выложенном цветными камушками, плещется знакомая свирка, первая Всевидящая, выявленная и инициированная на этой планете. В профиль её голова напоминает облик Нефертити, несмотря на всю необычность черт…
«Ну здравствуй, Ро-ма. Вот не думала, что ты используешь свой дар для подглядывания за купающимися девушками, да ещё иного биологического вида» — несомненно, она почувствовала меня, иначе какая же она Всевидящая?
«Извини, я не нарочно. Проверка связи»
«А я думала, тебе понравились мои ноги»
Я улыбаюсь во сне. Да, свирки своими ногами гордятся как никто больше. У свиров «красавица» и «длинноногая» обозначаются весьма похожими словами.
«И ноги тоже»
Я перевожу взгляд на следующий знакомый мне мир. Всевидящий Цанг сидит на оранжевых подушках и кормит внука — отрывает от грозди плоды, весьма напоминающие сосиски, а малыш с урчанием смачно их поедает. Да, генетикам сэнсэев пришлось повозиться, создавая вот эти «сосисочные деревья», способные заменить мясо потомкам хищников.