Ступу тоже заклинило каким‑то заклинанием, я изо всех сил посылал команды, направляя её к избушке, но движение блокировалось – мы смещались сантиметров на десять и вновь замирали. Про магию с такой болью не могло идти и речи, замедление реальности не включалось, да и вряд ли оно тогда могло помочь. И тихую речь, судя по всему, мне тоже отключили, так как позвать Ягу, Василису или Анфису у меня не получалось. Похоже, Кащей тщательно подготовился и продумал почти всё, но абсолютно всё учесть невозможно, наверняка должна остаться какая‑то лазейка!

Додумать мысль не удалось, так как на мой мозг с ужасной силой обрушилась ментальная атака. Хорошо, что мне удалось поприсутствовать при допросе барыги и теперь я понимал, от чего надо закрываться. Не знаю, почему мне пришло в голову такое решение, но представил, что на моей голове появилась прочная стальная каска и невидимые пальцы Кащея, тянущиеся к моему мозгу, соскальзывают по прочной поверхности.

Это дало мне долю секунды, чтобы успеть додумать прерванную мысль: моя звериная ипостась – осенило меня, ведь это единственное, что должно работать в данной ситуации! Попробовал перекинуться в орла, но проткнутое плечо прочно удерживало моё тело от перехода. Ничего, подумал я и попытался вызвать орлиную лапу вместо левой руки. С первого раза трюк не получился, но по ощущениям понял – лазейка открыта и надо лишь получше постараться! Сосредоточился на левой руке и изо всех сил потянулся, стараясь представить мощную четырёхпалую лапу, защищённую чешуйками брони, оканчивающуюся страшными когтями.

Кащей всё ещё продолжал воевать с моей мысленной каской и не заметил, как моя рука изменила форму, вытянулась и, превратившись в древнее звериное оружие, ударила Кащея в грудь. Ведь моя человеческая ипостась намного крупнее птицы, наверное, поэтому лапа соблюла пропорции и получилась длиннее руки, и в этот раз мне удалось дотянуться – орлиные когти пробили грудину сухопарого старичка, проникли в лёгкое и намертво сомкнулись внутри.

Теперь мы с ним сравнялись – и он, и я не могли колдовать и у обоих руки переплетены в смертельном захвате. Следовало делать что‑то дальше, но я ничего не мог придумать, разве что поговорить. Ведь сколько раз видел в фильмах, что побеждает именно тот герой, которому удаётся обставить противника в словесном поединке, вот почему‑то и решил повторить манеру киногероев.

– Ну что, – начал я, – вот ты и попался, кащеевский клон!

– Это ты попался! – прохрипел Кащей.

У него изо рта вытекала кровь, но он старался держаться, даже пытался шевелить проволочными пальцами, терзая мою плоть. Но его старания не очень‑то помогали – вся правая сторона туловища у меня словно онемела и потеряла чувствительность. Первые мгновения боль была ужасной, но сейчас она стала тупой и даже не очень беспокоила.

– Ошибаешься! Я великий Шам, и у меня в каждом рукаве, включая штанины, спрятано по три джокера.

– Женился на предводительнице задрипанного клана и думаешь, что уже стал Шамом? Да ты просто самозванец! И сейчас попадёшь в кресло к зубному врачу – без анастезии! А потом я выбью тебе все зубы!

Далась ему эта длинная тирада с трудом – он хрипел, и во время речи воздух выходил через пробитую грудину, выдувая красные пузыри.

– А теперь послушай моё предсказание, – ответил я. – Не пройдет и двух минут, как твой очередной клон рассыпется в труху. Не пройдет и двух дней, как я приду к тебе и разорю весь инкубатор по производству твоих поганых клонов. А потом я доберусь до твоей полувысохшей мумии и скормлю её твоему любимому Каменному дракону!

– Ты умрёшь, – начал хрипеть Кащей.

Но договорить ему не удалось. Вылетевшая на метле из золотистого сияния баба Вера одним взмахом меча‑кладенца снесла клону голову, та долетела до земли, ударилась и рассыпалась облачком чёрной пыли. В такую же труху стало превращаться и остальное туловище. И тут меня почему‑то с неудержимой силой потянуло на патетику, хоть и понимал, что ужасно глупо, но мне категорически захотелось, чтобы последнее слово осталось за мной:

– Да, я смертный и когда‑нибудь умру, но не сегодня, а очень не скоро.

Ступу отпустило, и я усилием воли направил её к огромному камню с торчащей из него медной трубкой, закрученной в спираль. Оказавшись над ручьем, я усилием мысли наклонил мой летательный аппарат и вместе с таблетками рухнул в воду. Глубина ручейка за ночь явно увеличилась, теперь вода доходила мне до пояса, поэтому падение оказалось чрезвычайно удачным, разве что подняло тучу брызг.

Я лежал в прохладной воде и наслаждался восхитительным ощущением процесса излечения – живая вода вымывала из моих ран остатки кащеевских проволочных когтей, вылечивала и закрывала раны, унося боль. Только сейчас я заметил, что запах сивухи пропал вовсе и ручей источал ароматы самой настоящей утренней лесной реки с нотами кувшинок, фиалок и мяты. Вылетевшая следом за мной баба Вера только проворчала:

– И тута посвоевольничал! Был нормальный ручеёк, так он из него реку сделал! Ух, невкусненький! А таблетки‑то намочил! Они ж мине для науки надобны!

Вокруг меня плавали белые стандарты с таблетками, совсем я про них забыл, а ведь именно за ними‑то и летал. Баба Вера парила на метле прямо над поверхностью воды и вылавливала белые бумажные прямоугольники без надписей, выбрасывая их на берег. Пришлось и мне помогать, правая рука ещё не слушалась, но я достал стандарты левой, когда моя орлиная лапа успела поменяться на обычную руку – даже не заметил.

Из золотистого облачка вышла Василиса и прямо в сарафане и лаптях кинулась ко мне, подняв кучу брызг. Она омывала мне правую руку и плечо живой водой и плакала, или по её прекрасному лицу текли вовсе не слёзы, а брызги живой воды?

– Сашенька, как же ты меня пугаешь! И опять всё сам да сам! Когда же ты поймёшь, что с тобой вместе четыре клана, и мы пойдем за тобой куда угодно – только скажи.

Такого оборота я никак не ожидал – не было никогда раньше разговора, что мне надо вести всех за собой. Следом из огненного портала появилась Анфиса, но баба Вера её остановила:

– А ты куды поперлась, дурра старая! Нельзя табе в живой воде так запросто! А ну как зашипишь, словно железяка раскалённая?

– Так меня же здесь живой водой лечили! – возразила Анфиса.

– То табе кто‑то из наших пользовал, а то самой купаться. А ежели энтот твой огонь погаснет?

Анфиса послушно осталась на берегу, баба Вера покидала подмокшие стандарты в ступу и сказала:

– Ладно, покедова. Тама работа срочная‑научная. Висит и мине дожидаетси.

Когда баба Вера ушла, Василиса вызвала Эолову арфу, подняла меня из воды и положила на травку.

– Всё, хватит купаться, а то вода прохладная.

– Как он там? – спросила Анфиса.

– Все хорошо. Правую руку придется разрабатывать – кисть и запястье быстро не восстановятся.