В это самое время на Титу Сарда низвергался поток упреков и язвительной критики со стороны отца и матери. Она запятнала честь семьи Сарда, притом столь постыдным и низким способом, что у них нет слов! У них теперь накрепко связаны руки! Как можно было допустить, чтобы Андреу разжился подобным компроматом?!

— Папа, не принимай это так близко к сердцу. Ничего страшного, — сказала Тита, делая шаг к отцу.

— Не приближайся ко мне! — Он отпрянул. — Ты сама-то понимаешь, что натворила? Знаешь, что нам грозит? Конечно, знаешь, но тебе плевать, не так ли?

— Папа, у меня есть идея, которая принесет нам миллионы.

— Тебе еще хватает наглости?..

— Массимо, — быстро начала Тита, пока отец прочищал горло, — ну, тот, на фотографии... он итальянский граф.

— Это мне совершенно безразлично.

— И очень зря. Позволь мне объяснить. Он не только граф, но и гений. У нас созрел проект, способный дать огромные доходы, почти такие же, как Divinis Fragrances.

— Не слушай ее, Пер, — вмешалась мать.

— Послушай-ка меня хорошенько, — отец обращался к Тите. — Если придется выбирать между тобой и Андреу, имей в виду: я предпочел бы принять его сторону. От твоего мужа по крайней мере есть польза.

Лицо дочери не дрогнуло, взгляд стал вызывающим.

— Между прочим, Тита, твой муж хочет забрать Борху и, похоже, твоего мнения спрашивать не намерен. Что ты на это скажешь?

Тита невозмутимо молчала, будто слова отца относились вовсе не к ней.

— Я попробую сторговаться по поводу процента акций, может, удастся скостить наполовину его цифру. Остальное за пределами моих возможностей.

— А до меня тебе дела нет? — Тита прикинулась обиженной.

— Ты бесстыдница! Что я тебе, аплодировать должен? Гордиться фортелем, который ты выкинула?

— Папа... я люблю Массимо, как никогда никого не любила. Замуж я выходила не по любви, а по твоему расчету, ради твоей выгоды!

— Врешь, — заметила мать. — Ты жаждала похвастаться подружкам, что сумела захомутать Андреу. И не смей теперь все сваливать на отца!

— Подумай, папа! Фитнес-центр для самых богатых — и самых скучающих. Для женщин-игрушек, которые не знают, куда девать мужнины деньги.

На какой-то момент Перу Сарда показалось, что идея и впрямь недурна. Он молча слушал дочь, обдумывая, как удачно можно было бы связать такой центр с парфюмерной компанией.

— Хоромы, где можно забыть обо всем на свете, папа. Самое шикарное место в Барселоне: пластические операции, косметические услуги — словом, культ тела на высочайшем уровне. Если захочешь, покажу тебе чертежи и финансовые расчеты. Массимо на этом деле собаку съел.

— Так что же насчет твоего сына? — перебила ее мать.

— Мама, Борха уже вырос, и он мальчик. С отцом ему будет лучше. Если честно, мы с ним никогда не находили общего языка.

— Никогда не встречала такой скверной матери. Мне стыдно за тебя, Тита.

Семейный совет был прерван телефонным звонком. Андреу торопил отца Титы с принятием решения. Ему нужен ответ как можно скорее. Он хочет покончить с этим до Рождества.

Как только Андреу положил трубку, ему позвонила Аврора. Ей позарез надо его увидеть, сказала она. Соскучилась до безумия! Не согласится ли он встретиться сегодня вечером в доме Дольгута в Борне?

Учитывая непрочность своего положения, Андреу предпочел бы избегать пока встреч. Он опасался, как бы тесть не побил его тем же оружием. Но предложение было слишком соблазнительно, и он не смог отказаться. В эти черные дни ему так не хватало тепла и радости.

Она пришла вовремя и поджидала его на той самой скамейке, где два года назад расположилась ее мать, чтобы понаблюдать за Жоаном.

При виде Андреу сердце чуть не выскочило из ее груди, просясь навстречу, но она не пошевелилась, пока он взглядом не пригласил ее следовать за ним. Дверь подъезда они открыли как двое посторонних... и закрыли за собой как изголодавшиеся любовники.

По гостиной, погруженной в осеннюю тьму, бродили воспоминания. Рояль сочился ароматом роз, присущим Соледад, и растворенные в воздухе отзвуки сонаты тоже подсказывали, что Андреу и Аврора здесь не одни. Они уже привыкли к обществу призраков.

Их охватило нетерпение.

Они набросились друг на друга прямо в коридоре, не раздеваясь. Ее распахнутое пальто... грудь, налитая желанием... поднятая юбка... расстегнутая блузка... туфли...

Его плащ не защищал от тихого дождя вздохов и стонов. Его отглаженный костюм... горячая кожа... жадные руки, обхватывающие стройный стан любимой... легкость и страсть, настойчивость и сила... сладкая пытка в бешеном ритме... два тела в огне...

Аврора ласково гладила по голове Андреу, задремавшего у нее на груди. Вот и славно, думала она, окончательно отбрасывая мысль поделиться с ним своими тревогами. Довольно ему своих забот, нечего их умножать. Теперь надо только тихо-тихо отрезать у него прядь волос, очень осторожно, чтобы он не заметил. Но стоило ей взяться за ножницы, как он проснулся.

— Что это ты делаешь?

Аврора смутилась.

— Ага, пользуешься моей беспомощностью?

— Сумасшедший, — врать ей не хотелось, но другого выхода не было. — Просто хотела взять себе частичку тебя.

— Я и так твой с головы до пят.

— Может, я старомодна, но мне хотелось хранить у себя твой локон. Пока ты не придешь жить со мной.

— Значит, так тому и быть. Вот, пожалуйста. — Он склонил голову ей на колени. — Режь, сколько хочешь, они все твои.

Андреу обнял ее, и они снова занялись любовью, но теперь, медленно, нарочно сдерживая пыл, пока наслаждение не затопило их полностью.

Поезд, прибывший из Рима, остановился у сонного перрона Французского вокзала. Соледад Урданета снова вдыхала тугой соленый воздух притихшей Барселоны. Она возвращалась все такой же красивой, элегантной и сдержанной, но на сей раз не одна — ее сопровождал супруг. Едва город заявил о себе, как беспросветная тоска черной волной накрыла душу. Зачем судьба опять дразнит ее несбывшимся? Как она сможет жить, зная, что ее незабвенный пианист совсем близко?

Она приехала навсегда в город, убивший ее четыре года тому назад, в город, где она собственными глазами увидела — Жоан ей больше не принадлежит. Далеко позади остались родители, горы, туманы, буйная зелень, ветряная мельница и счастливые вечера безвозвратно ушедшего детства. Но призрак искалеченной любовью юности не пожелал упокоиться; день и ночь он неотступно преследовал Соледад.

В течение медового месяца, Господь свидетель, она прилагала все усилия, чтобы полюбить Жауме Вильямари, и ей это почти удалось, хотя за спиной мужа постоянно маячила тень Жоана. Чтобы как-то переносить супружескую постель, она представляла себе, что ею овладевает не Жауме, а ее Жоан; только так она могла покориться долгу. В каждом городе, где они бывали, в том числе и в Ватикане, Соледад честно ходила на исповедь каяться, однако, не принимая, вероятно, сей грех всерьез, ей всякий раз его отпускали.